Не любовь

Мира не смогла бы сказать, что заставило ее снова вернуться в Старые Дороги, в старый дом в полупустой деревне, где она прожила несколько лет, не счастливых лет, и все же… Она уехала оттуда, не оглянувшись, почти сбежала. Но в Минске, много позже, девушка осознала, что скучает по деревне и по дому. Она успела к нему привязаться, оставив в нем часть своей души. Однако прошло полтора года, прежде чем она осмелилась приехать туда.

После того, как закончились съемки рекламы для фирмы Степика и Гарика, Мира поступила в школу телевидения при столичном телецентре. Какое-то время жила в квартире Рудинского, потом сняла небольшую двушку. Первый год в Минске был особенно труден, но она справилась, выстояла. Окончив курсы при телевидении, получила работу. Мира удивительно гармонично смотрелась в кадре, она не боялась камер, даже не замечала их. И камеры ее любили. Через год девушка съездила в Прагу навестить Иришку Войде, которая к тому времени вышла замуж. А еще спустя год вместе с Ирой, ее мужем, Степиком, Гариком, Катей и Андреем провела отпуск на Антибах.

За эти годы Мирослава очень сблизилась с Ляхновичем. Была дружна и с женой Гарика, обожала их маленькую дочь Лизу, крестной матерью которой стала.

Со временем у Миры появились поклонники. Став ведущей популярного телешоу, она приобрела известность и превратилась в весьма заметного человека. Но никто ее по-настоящему не интересовал. И Мира не особенно страдала от этого.

Прошедшие несколько лет ничего не изменили в личной жизни девушки. Иногда она вспоминала о Самарине, не могла не вспоминать, но это уже не причиняло боли, впрочем, как и радости. Она вспоминала о нем как-то отстраненно, как о человеке, навсегда потерянном, ушедшем… Мира ничего о нем не знала, но предполагала, что в его жизни с ее исчезновением ничего не изменилось. И только узнав от старушек о новом срубе на хуторе и его хозяине, который был очень внимателен к бабулькам и не отказывал, если те обращались к нему с просьбой помочь или что-то привезти из города, Мира поняла: все было не зря. Бабульки рассказывали о нем с теплотой и уважением, не вспоминая давней истории хутора и его хозяев и вряд ли догадываясь, как на самом деле Вадим тесно связан с хутором и прошлым. Сначала девушка испугалась близкого соседства с Самариным, а потом поняла: их судьбы разошлись навсегда. Теперь у каждого своя дорога, а прошлое больше не вернется.

Мира стала жить не для кого-то, ни кем-то, а для себя, сама по себе и была счастлива тем, что имела. Не оглядываясь назад, не заглядывая вперед, она приняла свою судьбу и стала жить с ней в ладу.

Возможно, когда-нибудь кто-то встретится на ее пути, возможно, когда-нибудь она снова сможет полюбить… Девушка верила в это, но не особенно надеялась. Вот в чем они были похожи со Степаном Рудинским, что, возможно, было у них семейным, так это то, что оба были однолюбами. Мира никогда не спрашивала братца, куда тот нередко исчезает, уезжая из Минска, а по возвращении замечала в его глазах такую тоску, что больно было смотреть. Но кое-что все же подозревала. А потом, когда узнала о построенном доме на месте когда-то сгоревшего и его хозяине, поняла: Степик ездит к Ирине Самариной. И видно, не все там так гладко, как хотелось бы. Сложно снова поверить человеку, пережив боль предательства… Но Рудинский был упрям, и Мире хотелось верить, что у их истории будет счастливый финал.

Эпилог

Стоял ясный летний полдень. Обжигающий зной казался невыносимым, если бы не ветерок, запутавшийся в кронах деревьев, приносивший некоторое облегчение. Покачивались луговые травы, клонились к земле васильки, притягивала пчел медуница, чуть слышно шептал лес, звенел в поднебесье жаворонок…

Обычно в такой день сложно встретить кого-либо в Старых Дорогах. И старики, доживающие свой век, и те немногие дачники, которые приезжали сюда отдыхать, предпочитали в это время суток сидеть дома. Одна Мира Ярославская, не особенно страдая от жары, покинув дом, прогуливалась по окрестностям, облачившись в цветастое ситцевое платье, прихватив соломенную шляпку и солнцезащитные очки.

Время от времени она закрывала глаза и поднимала лицо к небу, к солнцу. Разводя руки в стороны, позволяла ветерку обдувать ее тело, трепать светлые волосы. Соломенную шляпку то и дело приходилось придерживать рукой. Ветер так и норовил сорвать ее с головы и унести прочь.

Мирослава могла до бесконечности гулять по бескрайним просторам, простирающимся вокруг деревни. Она не искала общества. Теперь «общества» ей хватало и в Минске. После камер, софитов, сценариев и режиссеров здесь она просто отдыхала. Наслаждалась тишиной и покоем. Время странствий, бесприютности и одиночества закончилось в тот день, когда она согласилась уехать со Степиком в Минск.