Уязвленное самолюбие, растоптанная гордость взывали к ответным действиям. Они застилали разум и глушили голос сердца. Ярость ослепляла его. Он не слышал слов Миры, не замечал ее слез. Рудинский хотел причинить ей боль, хотел уничтожить ее, растоптать. Степик презирал и ненавидел ее куда больше, чем хозяина хутора. Ведь это она, только она была во всем виновата. Это она все разрушила. Понятно было, ее никто не принуждал, не угрожал. Мира знала, что делала. В один миг она стала ему чужой, и Степик, не задумываясь, хотел нанести ей ответный удар. Чувствуя собственную беспомощность, невозможность что-либо изменить, он хотел ее ударить, чтобы стереть с ее лица жалкое выражение боли и страдания. Она страдала, да, но не потому, что предала его, а потому что переживала за своего любовника…
— Нет! — испуганно вскрикнула она.
Рудинский подошел к вешалке, снял куртку и стал одеваться.
— Степик, что ты задумал? — спросила девушка, не сводя с него глаз.
Тот не ответил. Одевшись, достал мобильный и стал кому-то звонить. Кому, в общем-то, не сложно было догадаться. Обменявшись с друзьями короткими фразами, обернулся к сестре и шагнул к двери.
— Уйди с дороги, Мира! — сказал он.
Девушка мотнула головой.
— Степик, пожалуйста, не надо! — пролепетала она. — Пожалуйста, оставь его в покое! Пожалуйста, не трогайте его! — заплакала в голос.
— Я сказал, уйди с дороги!
Рудинский сделал еще шаг, схватил Миру за руку и оттолкнул в сторону.
— Собирай вещи, ты сегодня едешь домой!
— Нет! Я никуда не поеду! — закричала девушка, снова бросившись к двери, чтобы никуда не пустить брата.
Степик оттолкнул ее опять, не рассчитывая силы, не сдерживая клокотавшей в груди ярости и не думая о том, что Мира всего лишь девочка… В тот момент она была исчадием ада, мерзкой предательницей, еврейской потаскухой… Ему хотелось уничтожить и ее, и ее любовника.
Мира ударилась о печь головой, но боли не почувствовала. Оттолкнувшись от печи, снова бросилась к Рудинскому, который уже выходил в сени, и схватила его за куртку.
— Нет, нет, нет! Я никуда не поеду! Ты не имеешь права меня заставлять! — кричала девушка, цепляясь за брата и пытаясь его удержать. — Степик, пожалуйста, я люблю его!.. — вырвалось у нее.
Но Рудинский не слышал ее, не желал слышать. Оттолкнув в очередной раз, захлопнул за собой дверь. Оказавшись на полу, Мира тут же вскочила на ноги и бросилась за ним. Выбежала в сени и уткнулась во входную дверь. Дернула ее, налегла, забарабанила по ней кулачками, пнула в бессильном отчаянии ногой, но напрасно! Степик запер дверь на замок с обратной стороны.
Рыдая навзрыд, девушка осела на пол.
Прошло немного времени, дверь в сени открылась. Мира отвернулась, не желая, чтобы бабушка видела ее лицо.
— Міра, унучачка мая! — всплеснула руками баба Нина. — Ды што ж гэта такое! Ды што ж гэта робіцца! Што з вамі парабілася? Дзе Сцяпан? Чаго ты тут? — схватившись за голову, причитала старушка.
Мира плакала, всхлипывая, и не могла произнести ни слова.
Бабе Нине с трудом удалось поднять ее на ноги и увести из холодных сеней в дом. Уложив внучку на кровать, старушка разула ее, укрыла, все время причитая и качая головой. Она, конечно, ничего не понимала, была потрясена и испугана и не знала, что делать и куда бежать. И все же поверить в то, что произошло нечто по-настоящему страшное, не могла. Внуки повздорили между собой, Степик небось погорячился, может, выпивши был. Но он вернется, успокоится, и все снова будет в порядке…
Мира плакала и не могла успокоиться. И лежать не могла. Ей надо бежать! Бежать на хутор, к Вадиму! Ей надо быть с ним! От тревоги и ужасного предчувствия беды болело сердце, разрывалось на части, не давая дышать… Степик и его дружки что-то обязательно натворят! Эти самовлюбленные болваны ни за что не простят Вадиму своего поражения! И не поверят, что в его действиях не было никакого зла! Им невдомек, что она не сможет уже жить без Вадима, раз и навсегда подарив ему свое сердце, свою душу, свое тело.
Мира корчилась в постели, словно ее истязали тысячи раскаленных ножей, от отчаяния, боли и невозможности помешать, остановить…
Она не могла бежать! Она была заперта, и все, что ей оставалось, это терзаться в неизвестности и ждать…
Когда-нибудь Степик вернется…
Он вернулся, когда совсем рассвело.
Бабушка, растопив печь, ворчала на кухне, сердясь на внука. А Мира, притихнув, обессиленная и опустошенная, лежала на кровати и воспаленными глазами смотрела прямо перед собой.
Но как только хлопнула входная дверь и послышались голоса, тотчас же вскочила и выбежала в переднюю комнату.
Степик пришел не один. Поляков и Юрьев тоже были с ним.
Баба Нина ворчала на Степика, одновременно накрывая на стол к завтраку, потом вышла на улицу. Мира, намереваясь последовать за ней, сдернула с вешалки куртку, схватила ботинки и метнулась к двери. Рудинский не позволил ей сбежать. Перехватив ее у двери, с силой выдернул из рук куртку и ботинки, передал их Гарику.
— Угомонись! — процедил сквозь зубы и заставил девушку сесть на лавку. — Давай ешь и начинай собираться! Вечерним рейсом ты едешь домой!