Начало августа — пора особая, особенно в деревне. Кажется, и лето вроде еще в разгаре, и вместе с тем какой-то легкой печалью и утомленностью дышит природа. И дни по-прежнему жаркие и знойные, а ночи уже прохладные, туманные, росистые. И ты по-прежнему радуешься теплу и солнцу и все же понимаешь: конец неизбежен.
Солнце пряталось где-то далеко за горизонтом, и дневная изнуряющая жара уступала место вечерней прохладе. Затихали звуки, замирала природа… Лишь иногда отголоски людских голосов доносились откуда-то. Да слышно было, как журчит речка.
К ночи от реки поднимался туман. А утром, тая под горячими лучами солнца, оставлял после себя на травах обильную серебристую росу.
Сладко пахли травы и цветы.
Так хорошо было в такое время выйти за околицу и побродить в тишине, предаваясь собственным мыслям…
…Алексей Поляков, опершись о косу, вытер пот со лба. Вот уже неделю он находился в Старых Дорогах. В отпуске. Вместо того, чтобы поехать с друзьями на море, как запланировали несколько месяцев назад, Леша приехал сюда. И не пожалел о своем решении. Не потому, что бабушке требовалась помощь и она очень обрадовалась внуку. А потому, что уже в первый же вечер пребывания здесь по достоинству оценил и уединенность, и тишину, и всю прелесть деревенской жизни. Только здесь, под кровом бабушкиного дома, он смог осознать, как на самом деле утомил его бешеный ритм большого города, а бархатный сезон черноморского побережья, с его барами, дискотеками и тусовками, не принес бы ему того, что он нашел здесь.
В Старых Дорогах не было Гарика и Степика, да и девчонок, которых знал с детства, Леша тоже не встретил. И, возможно, поначалу даже испугался этого. Но потом…
Как было чудно, поднявшись с утра и умывшись, выпить свежего парного молока, которое бабушка специально брала для него у соседки. Заняться какими-нибудь незамысловатыми домашними делами, что-то прибить, подремонтировать, подправить, а к вечеру побродить по окрестностям, а потом ужинать с бабушкой на веранде под гул ос и мух, вьющихся у абажура, и вести неспешную беседу.
А последние два вечера, когда жара немного спадала, Поляков потихоньку скашивал картофельную ботву на огороде. В деревне в последние годы обычно картошку выкапывали еще до сентября, пока не начинались дожди.
И сегодня он тоже косил, уставая, останавливался, любовался простирающимися пейзажами. Затем, когда солнце скрылось за горизонтом, оставляя алеть закат, а на землю опустились фиолетовые сумерки, Алексей отнес косу во двор и, минуя огород, пошел к речке, сбивая на ходу луговые травы и цветы. Приближаясь к воде, Поляков слышал ее влажное дыхание и журчание. И так нестерпимо, как в детстве, захотелось опустить в нее ступни, плеснуть в лицо, умыться, обдать себя всего прохладной, несмотря на жаркие дни, водой. Где-то в глубине чащи из-под земли бил родник, который и служил истоком речушки.
Стянув футболку, Алексей сбросил шлепанцы и ступил в воду, ощущая невероятное блаженство. Пройдя немного вперед, плеснул воды в лицо, провел влажными ладонями по волосам, потом стал черпать воду пригоршнями и поливать на грудь, на плечи. Шорты промокли, но он не обратил на это внимания. Оводы, которые в изобилии водились у реки, так и норовили впиться в кожу. Леша отмахивался, но уходить не торопился…
Кругом было так тихо, до невозможности тихо.
Вдруг, словно почувствовав какое-то движение за спиной, Поляков обернулся. Он увидел тонкий силуэт девушки…
Она уходила по траве так, будто плыла. Белый сарафанчик, светлые распущенные волосы, легкая шифоновая шаль в руках… Она казалась бесплотным видением, лесной нимфой… Леша смотрел и смотрел ей вслед, забыв обо всем на свете, и не мог пошевелиться. Овод, впившийся в спину, заставил вздрогнуть и прийти в себя. Выбравшись из воды, Поляков сунул ноги в шлепанцы, поднял футболку и пошел за девушкой.
Она не прибавляла шаг, но шла, не оглядываясь, не глядя по сторонам. На развилке дороги остановилась, будто колеблясь, не зная, пойти ли ей в лес, к сгоревшему хутору, или в деревню. Повернула к деревне.
Поляков ускорил шаг, боясь упустить ее из виду. Она была не нимфой, не видением… Он знал, кто она…
Мира. Конечно же, это была Мира!