Не любовь

Нервная дрожь, сотрясающая тело девушки, постепенно спала, уступая место тяжелому забытью. Откинув голову на ствол дерева, Мира закрыла глаза и не заметила, как провалилась в темную бездну…

Очнулась она словно от толчка. Открыв глаза, бесконечно долго вглядывалась во тьму вокруг и не сразу поняла, что голова ее покоится на плече Полякова, а его теплое дыхание ласкает и согревает ей лицо.

Мира отстранилась от него. Поднялась, с трудом разминая затекшие ноги, и вышла из-под дуба.

Дождь закончился, небо очистилось, только где-то вдали, там, куда ушла гроза, продолжали вспыхивать зарницы. С деревьев капало, и звук падающих капель был, пожалуй, единственным, что нарушало тишину. Постояв немного, Мира услышала шаги и обернулась. Поляков тоже покинул укрытие и, зябко ежась, оглядывался вокруг.

— Гроза прошла, — сказал он. — Пойдем домой?

Мира кивнула, соглашаясь. Лес скоро остался позади. Старые Дороги спали, только в небольшом домике с зелеными ставенками светилось одинокое окно. Это баба Нина волновалась и не ложилась, дожидаясь внучку.

Леша и Мира подошли к калитке и остановились. Девушка сбросила с плеч мастерку и протянула ее молодому человеку, стремясь скорее уйти. Но Леша удержал руку девушки в своей.

— Мира, — негромко проговорил он.

— Я согласна выйти за тебя замуж! — перебила его Мирослава и, легко выдернув свои пальцы из его ладони, забежала в калитку, а через секунду он услышал, как хлопнула входная дверь.

Весь август Алексей Поляков провел в деревне, лишь изредка наведываясь в Минск. Он сообщил родителям, что женится, но когда они, взволнованные и обрадованные, принялись строить грандиозные планы относительно предстоящей свадьбы, разочаровал их. Никаких празднеств он с Мирой не собирался устраивать. Они тихо распишутся безо всяких свидетелей. Оповестили и родителей Миры. Девушка была несовершеннолетней, и для бракосочетания требовалось их разрешение. Ничего не понимая и не вникая в подробности, Ярославские его дали и вздохнули с облегчением. А бабушка расплакалась, когда Мирослава сказала ей, что выходит замуж. Расплакалась не потому, что не хотела внучке счастья, а потому, что знала, чувствовала, не от большой любви та решилась на подобный шаг, а от отчаяния и безнадежности.

Леша ездил в Минск, занимался оформлением нужных бумаг, ходил в фирму, где стажировался, в посольство, волновался, боялся не успеть все сделать вовремя и снова возвращался в Старые Дороги, шел к домику бабы Нины, стучался в зеленые ставенки и, увидев тонкий силуэт Миры в окне, испытывал облегчение. Уезжая и возвращаясь, Поляков все время переживал, что Мира исчезнет или передумает выходить за него.

Но она ждала его. Каждый раз выходила к нему, когда он появлялся у окон, и шла вместе с ним на луг, где они гуляли до самой темноты, чаще всего в тишине, если Леша не рассказывал, как съездил в Минск, как прошли переговоры в офисе, как ему пришлось обаять регистратора во Дворце бракосочетаний, чтобы приблизить дату свадьбы. Ему хотелось поскорее увезти ее отсюда, а ей хотелось уехать, уехать от всего, что когда-то было так дорого, а стало невыносимо.

Равнодушие родителей и слезы бабушки не коснулись Мириной души и не повлияли на ее решение. Не важным было и то, что, согласившись на брак с Поляковым, Мира предавала то, что было ей дорого. Она предавала себя и свою любовь. Она предавала Вадима, отдавая себя в руки человека, не меньше других виновного в случившемся. Она это осознавала, но рука ее не дрогнула, когда надевала обручальное кольцо Леше на палец, когда расписывалась в книге регистрации браков.

После росписи они не остались в Минске, вернулись в деревню. Пошли на луг.

Пламенеющим закатом догорал августовский вечер. Стихали дневные звуки, но слышалось, как легкий ветерок, касаясь пожухлых трав, шелестит ими. Он же, подхватывая легкий светлый шелк Мириного платья, легонько трепал его, играл ее распущенными волосами, взметая их ввысь и разбрасывая по спине. Идя впереди своего мужа, Мира нагибалась и срывала цветы, и каждый раз угасающий свет дня отражался в ее обручальном кольце из белого золота, украшенном бриллиантом. И каждый раз Мира с удивлением смотрела на него, будто не до конца осознавая, что оно значило.

Когда отошли довольно далеко от деревни, Мирослава остановилась и опустилась в траву. Цветы рассыпались рядом. Несколько бесконечно долгих минут она просто сидела, глядя затуманенным взором вдаль, потом подняла глаза на Полякова и, встретившись с ним взглядом, стала расстегивать пуговички на платье.

Алексей не сразу понял, что она делает, но когда до него дошло…

Стремительно опустившись рядом, он перехватил ее руку, останавливая.

— Мира!

— Я теперь твоя жена. А это… неотъемлемая часть супружеской жизни, не так ли? Я сама согласилась выйти за тебя и знала, что и это будет… Вот… Я не хочу, чтобы это произошло в доме твоей или моей бабушки. Пусть все случится здесь, сейчас! — проговорила Мирослава.