Не любовь

В воспоминаниях Мира все же находила отдушину. От них было все так же больно, но они и являлись тем единственно светлым и главным, что оставила ей жизнь. Мира перебирала их, как драгоценные сокровища. Уже минуло много месяцев с тех пор, как она разжала пальцы Вадима, отпуская его навсегда. Много месяцев прошло с той ночи, когда сгорел хутор, а она сама чуть не умерла. Но память по-прежнему бережно хранила все те дни, минуты, мгновения, будто они произошли вчера. Не хватало у Миры сил забыть прошлое, как и тепло любимых рук…

А настоящее было страшным, страшным для нее, не для окружающих: арендованная квартира, казавшаяся клеткой, нелюбимый муж, с которым предстояло прожить до конца дней, бесцельное существование, семейная жизнь, к которой Мира совершенно не готова. Они были женаты два месяца, а Мира уже поняла, что она, в общем-то, никудышная жена и хозяйка, но изменить что-либо не могла. Она не умела готовить, разве что могла пожарить картошку да кое-как сделать бутерброды. И не чувствовала себя в квартире как дома. Ни уюта, ни тепла в ней не наблюдалось, а переделать ее как-то, изменить, переставить мебель, например, или чем-то украсить не хотела. Поверхности давно покрылись слоем пыли, цветы завяли в горшках, а под подошвами комнатных тапочек скрипел мусор. Если бы не Леша, они скоро бы утонули в грязи. Благо, имелась стиральная машина-автомат, а свои вещи Леша утюжил сам. Гладить Мира тоже не умела. Она была совершенной неумехой, ребенком, абсолютно не подготовленным к взрослой жизни, но особой вины по этому поводу не чувствовала. Ведь Полякову было прекрасно известно, на что он шел, и тогда его это не волновало. Сейчас он тоже не жаловался и вел себя так, как будто ее поведение вполне естественно. Он не ждал, что в семнадцать лет, приехав с ним в Прагу, она превратится в домохозяйку. Просто хотел, чтобы она была рядом. И она была.

Возвращаясь с работы, Леша сам готовил ужин или вел Миру в какое-нибудь кафе. В выходной день сам занимался стиркой, вечером утюжил сухие вещи, ходил в магазин, чтобы на неделю заполнить холодильник продуктами, и вообще покупал все необходимое для дома, не забывая напоминать девушке о лекарстве, которое ей необходимо было принимать. Он много работал в своей корпорации, иногда брал работу на дом и, безусловно, уставал, засиживаясь допоздна. Вместо того, чтобы отдохнуть в выходные, расслабиться, погулять, выспаться, исполнял роль домработницы. Мира, чувствуя легкие уколы совести, предпочитала всего этого не замечать. Следовало бы встряхнуться и начать жить заново, но она не могла, не находила в себе сил.

Требования корпорации были жесткими, а Лешин английский не дотягивал до профессионального уровня, да и чешский не мешало бы выучить. Ему следовало бы записаться на языковые курсы выходного дня, а вместо этого, выкраивая в выходной день по несколько часов, он водил Миру в Пражскую Оперу, в костелы послушать органную музыку, полюбоваться великолепным убранством и архитектурой, задуматься о вечном. Мира не понимала оперы, не находила в ней ничего интересного для себя, да и органная музыка была совсем не тем, чего жаждала душа, но девушка не возражала. Сидя рядом с Поляковым на деревянной скамье в костеле, она поднимала глаза к распятию и вдруг ощущала, как в душу ее вместе с этой торжественной и возвышенной музыкой снисходит успокоение.

Прага вообще очень музыкальный город. Здесь можно было не только послушать оперу и органные концерты, но и посетить множество дискотек и ночных клубов. В любое время года проходила уйма фестивалей и концертов.

Местные жители и туристы в столице Чехии любили от души поесть, попить и повеселиться. Поэтому Прага изобиловала несметным количеством ресторанчиков с отличной кухней и лучшим в мире пивом. Гостей здесь не принято было приглашать домой, поэтому ресторанчики и кафе, традиционное место встреч и общения, имели особую, домашнюю, непринужденную атмосферу. Но, в отличие от наших, работали только до девяти вечера. Чехи рано ложились спать. В Праге многое поражало Миру. Транспорт ходил точно по расписанию, в автоматах продавалось молоко, а люди вели себя вежливо и дисциплинированно. Они не кидались толпой в вагон метро, толкая друг друга, а спокойно входили, дожидаясь своей очереди, и если не успевали, ждали следующего поезда. В магазинах не наступали на пятки и не дышали в затылок, а соблюдали дистанцию…

Плавучие гостиницы в старых пароходах, шум плотины, «рукав» Чертовки, серые каменные плиты парапета набережной, остров Кампа в золоте октября, пруды, «поющие» фонтаны, сады и парки Петршинского холма, замки и дворцы, церкви и соборы, Староместская площадь с ее одноименной ратушей и Астрономическими часами, которые в полдень показывали своеобразное представление, уличные музыканты и художники, неотъемлемая часть набережной, Карлова моста и вообще города — все удивляло, очаровывало, будоражило воображение.