Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах)

Сторонники императорской власти почувствовали, что у них могут быть крупные неприятности - вплоть до того, что Клавдия свергнут, а их самих ждет в лучшем случае разорение и ссылка. Требовалось что-то срочно предпринять. Заставить императора Клавдия казнить Гая Силия не удастся: Клавдий не был Тиберием или Калигулой, он потребовал бы доказательств вины молодого сенатора, которых не было. Просто убить Гая из-за угла тоже не вышло бы: наемные убийцы под пытками выдали бы настоящих преступников. Оставалось только скомпрометировать Гая Силия в глазах Клавдия так, чтобы император его возненавидел. И тут оставался только один вариант: всем было известно, как сильно любил пожилой Клавдий свою юную жену Мессалину.

Заговор против Мессалины плелся в глубокой тайне, и никаких свидетельств о его зарождении, естественно, в римской историографии не осталось, но если взглянуть на все последовавшие события с точки зрения классического принципа римского права quo prodest - "кому выгодно", то сразу все становится на свои места, и понятно, кто и с какой личной целью сгубил молодую императрицу.

* * *

Консул Луций Вителлий, скрывая усмешку, смотрел на Агриппину. Сестру Калигулы в Риме называли Агриппиной Младшей, в отличие от жены Германика Агриппины Старшей, но за глаза все звали ее Агриппиной Маленькой, как бы подчеркивая ничтожность ее личности по сравнению с ее матерью Агриппиной Старшей. Консул Луций Вителлий видел Агриппину Маленькую насквозь, все мысли, бродящие в ее хорошенькой головке, лежали перед ним как на ладони. Мать даже после своей смерти сумела сделать своего сына Калигулу императором, и эта тоже на все готова для своего сынка. Но надо еще посмотреть, чей сын станет импеатором после Клавдия - Агриппинин ли сопляк или его, Луция Вителлия, сын. Женщины все дуры, а эта вдвойне, ею можно воспользоваться, чтобы убить сразу двух зайцев. И консул Вителлий, изобразив радушную улыбку, поднялся из кресла и, протянув руки, пошел навстречу гостье.

- Привет, дорогая Агриппина, что привело тебя в мое скромное жилище?

Агриппина, уклонившись от объятий, исподлобья взглянула на Вителлия и тихо сказала:

- Не такой уж скромный у тебя дом, Луций, все в городе знают о размерах твоего состояния. Ты самый богатый человек в империи, настоящий крез. Сам министр финансов Паллант сейчас сидит у тебя в приемной, как простой проситель.

- Полно повторять сплетни, дорогая Агриппина, и возводить напраслину на старого больного старика, - пошутил Луций. - А что касается Палланта, то это еще большой вопрос - кому ждать у меня в приемной, а кому проходить без очереди. Наш Божественный Клавдий, пусть он правит Римом вечно, слишком большой ученый и, наверное, потому окружил себя умниками из вольноотпущенников. Сын раба Нарцисс - его государственный секретарь и ведает всей императорской перепиской, а значит, посвящен во все имперские тайны. Сын раба Каллист рассматривает все прошения, поступающие на имя императора, и от него зависит, дать ли ход прошению или доносу или сжечь его. А сын раба Паллант преумножает государственную казну, не забывая, разумеется, и о себе. Но как бы высоко они ни вознеслись, нам с тобою, потомкам самых знатных римских родов, не пристало раболепствовать перед вольнопущенниками. Так что пусть Паллант подождет.

Агриппина закусила губу, опустив голову еще ниже. Великие боги, какие унижения приходится терпеть ей, в чьих жилах течет благородная кровь. Ведь всему Риму известно, что дед Луция Вителлия занимался починкой старой обуви и, разбогатев на доносах, женился на простой женщине, дочери богатого пекаря Антиоха, левантийца родом.

- Так что же привело тебя ко мне, милая Агриппина? - донесся до нее голос Луция. - Впрочем, я и сам догадываюсь что. - Луций подошел к двери и выглянул за полог. Потом вернулся и сказал, понизив голос: - Наш бедный дурачок Клавдий, кажется, совсем ослеп от своих книг и не видит, что вытворяет эта распутная девчонка, его жена. Я, грешным делом, попытался как-то обуздать ее, подговорив своего племянника Авла утихомирить ее неистовую похоть. Куда там! - Луций махнул рукой. - Она его прогнала через неделю, не люб, дескать. Эта молодая волчица мечтает о чистой любви, ха-ха-ха!..

- Кажется, она ее нашла, - едва слышно сказала Агриппина, но Луций Вителлий услышал ее и осекся. - Ты, Луций, пребываешь консулом последние денечки. Кто станет им после тебя, ты, надеюсь, помнишь. И что может быть со всеми нами, ты тоже, надеюсь, понимаешь. А я всего лишь глупая женщина и мать беззащитного малолетнего ребенка.

- Гм, не такой уж он беззащитный. Твой сын - единственный прямой потомок Германика мужского пола, и память о великом Германике охраняет его - и тебя, кстати, тоже - лучше любой вооруженной охраны.

Агриппина покачала головой.

- Память о великом Германике не спасла моего брата Калигулу от клинка Кассия Хереи.

- Херея был казнен.

- Его-то казнили, но всех, кто думает так же, как он, не казнишь. Иначе придется поубивать добрую половину Рима.