— Ну-ну? — подначил её Михаил и расхохотался, когда Оксана, показательно надувшись, ткнула его маленьким кулачком в твёрдый живот. — Конечно, я пытался написать стихотворение о тебе, Ксан. И о себе. Наверное, поэтому и разочаровался, что мне хотелось большего. Давно не сочинял, потерял навык.
— Ничего ты не потерял!
— Ладно-ладно, я понял, — он фыркнул и обнял Оксану, ласково прижав к себе. — Но вообще это здорово, что я вновь захотел писать. Такого не было уже очень давно. А ты? Нет желания начать рисовать?
— Есть, — улыбнулась она, с наслаждением проводя ладонью по его влажной груди. — Тем более что у меня сегодня в гостях такая фактура, м-м-м…
— Я понял, — засмеялся Михаил. — Но ты же накормишь эту фактуру? А то она быстро сдуется, останется один анатомический скелетик.
— Конечно накормлю.
Они мылись, целуясь и медленно, тягуче лаская друг друга, не желая прерывать совместную сказку. Реальность уже стояла на пороге, напоминая о себе беспокойством и тревожными мыслями, и Оксана знала, что так будет ещё долго. Очень долго.
Но, возможно, вместе у них получится всё преодолеть.
Эпилог
— Будь проклят тот день, когда я решил организовать эти розничные магазины! — бушевал Михаил, едва не стуча мобильным телефоном о письменный стол в своём кабинете. Лицо его было багровым от злости. — Что ни день — то проблема! Но сейчас это вообще уже ни в какие ворота не лезет!!!
Юра, развалившийся в кресле напротив, смеялся, уткнувшись в собственные ладони и периодически всхлипывая от старательно сдерживаемого хохота, в его ногах, на ковре сидела улыбающаяся Маша и осторожно поглаживала кошку, уснувшую на её коленях. Это был первый раз, когда Ёлка пошла на подобный контакт, и у девочки глаза светились искренним восторгом. Она всегда хотела кошку, но мама не любила и не разрешала, однако теперь по многим вопросам приходилось спрашивать разрешения вовсе не у мамы, а у Оксаны с Михаилом часто было совсем иное мнение.
— Это, пап, закономерность такая, — хмыкнул Юра, всё-таки отнимая руки от лица. В отличие от Михаила, который был багровым от злости, его сын покраснел от смеха. — Тебе везло в бизнесе, но не везло в любви. Как только повезло в любви — перестало везти в бизнесе. Это бартер, пап. Термин, между прочим, ещё из школьной программы.
— Что случилось-то? — поинтересовалась Оксана. Она сидела в соседнем кресле, рядом с Юрой, и поглаживала ладонью огромный живот. Ей давно казалось, что кроме живота у неё ничего нет, по крайней мере, ног — точно. Их Оксана перестала видеть очень давно, она даже забыла, когда именно.
Да, изначально они с Михаилом не хотели торопиться, но… как вышло, так вышло. Слишком уж часто забывали про презервативы. Точнее, даже забивали на них. И в итоге Оксана забеременела, ещё и двойней, отчего она сама пришла в ужас, а Михаил, её мама и Иван Дмитриевич — в восторг.
Беременность проходила абсолютно нормально, если не считать размеров живота, который, кажется, составлял уже половину веса остальной Оксаны.
— Да ничего хорошего, — прорычал Михаил, всё-таки стукнув телефоном о стол. — Водитель фуры, перевозивший товар со склада в магазин, решил ненадолго заскочить в гости к… — Алмазов запнулся, покосился на Машу и выдавил: — …своей даме сердца. Типа у него лишнее время было. Провёл у неё с полчаса, вышел — а фуры-то и нет. Угнали.
— Г-г-г, — захохотал Юра. — Так это же он в прямом смысле товар прое…
— Юра! — хором укоризненно перебили его Михаил и Оксана, и парень исправился:
— Ну, вы поняли. И что теперь делать?
— Снимать штаны и бегать, — вздохнул Алмазов и поморщился. — И это не шутка. Полиция, естественно, ничего не найдёт, если только саму машину, но она всё равно застрахована. А вот товар…
— Да ладно, пап, не разоришься же.
— Не разорюсь. Но неприятно.
И только Оксана хотела сказать, что ничего страшного и они справятся, как справлялись с остальными проблемами, которые принесли в их с Михаилом жизнь розничные магазины, как вдруг почувствовала…
— Ой-ой…
— Что? — сразу вскинулись все присутствующие, даже Маша.
— Кажется, воды отошли…
— Тридцать седьмая неделя же, — пробормотал Юра, а Михаил уже вскакивал из-за стола, рыча, как дикий медведь:
— Самое время, её и так за животом не видно, не Птичка уже, а рыба-шар, только без колючек! Где там у тебя сумка для роддома, Ксан?
— В шкафу…
Следующие двадцать минут в памяти Оксаны слились в одно хаотичное мутное пятно. Михаил, который метался по квартире, собирая вещи и периодически прикрикивая на детей, причём абсолютно без повода, что было вовсе на него не похоже; бледноватый Юра, который постоянно ерошил волосы и к моменту отъезда Оксаны и Михаила стал похож на Страшилу с картинок к сказке про волшебника Изумрудного города; и Маша, растерянная и перепуганная, с вытаращенными глазами, прижимающая к себе свою любимую Ёлку.
— Ксан, а когда вы вернётесь? — спросила девочка, когда Оксана и Алмазов уже стояли на пороге и Михаил, чертыхаясь, пытался застегнуть на её отёкших ногах сапоги.