Не любовница

— Маша, — наконец вздохнул Михаил, опомнившись, — ты — моя дочка. Была и всегда будешь. Даже если ты перестанешь считать меня своим папой, я не перестану считать тебя своей дочерью. Запомни это, пожалуйста.

— И глупостей не болтай! — рявкнул вдруг Юра, едва ли не впервые в жизни на памяти Михаила повысив голос на сестру. — Как новый айфончик клянчить, так «папа, папа», а как понять, что папа тоже человек — так фиг тебе, папочка, я не твоя дочка!

Это было всё же слишком резко, но, как ни странно, повлияло на Машу в положительном ключе — по крайней мере, она попросила прощения и, вновь расплакавшись, принялась канючить:

— Пап, ну не уходи, ну зачем, ну нам же так хорошо вместе…

И так продолжалось по кругу, наверное, ещё целых полчаса. В результате, когда Михаил всё же отправился в свою комнату, надеясь сделать, как планировал, — собрать вещи и уехать в гостиницу, — он чувствовал себя абсолютно вымотанным, причём и морально, и физически.

И даже не сразу заметил, что следом в комнату проскользнула Таня. Алмазов обнаружил её, только когда жена повисла на нём, обняв сзади за шею и прижавшись к спине, и прошептала дрожащим и жалобным голосом:

— Миш, прости меня, а? Ну прости, я дура, не ценила никогда то, что мне Богом дано было, любовь твою и верность, своими руками всё разрушила…

— О, ты уже про Бога заговорила, — хмыкнул Михаил, пытаясь аккуратно расцепить Танины руки, обвившиеся вокруг его шеи как две змеи, тонкие и холодные. — Обалдеть. Ты ещё скажи, что в тебя дьявол вселился или бес попутал.

Жена всхлипнула и начала целовать его спину поверх крепко натянутой рубашки. Раньше это возбудило бы до крайности, а сейчас возникло ощущение, что к ткани прикасается мокрая лягушка. И её хотелось поскорее отбросить в сторону, при этом зарядив локтем между глаз.

— Миш, пожалуйста, не иронизируй, я серьёзно. Ну почему ты отказываешь мне в праве на осознание и на исправление своих ошибок?..

— Я х**ю, что ты многолетнее враньё и измены называешь ошибкой, — усмехнулся Михаил, всё же расцепляя Танины руки, и повернулся к ней лицом, продолжая держать ладони жены, чтобы она вновь не впилась во что-нибудь ещё на его теле. — Я не отказываю тебе ни в чём, и уже давно, неужели ты не заметила? Ты жила в своё удовольствие, как сыр в масле каталась. Не работала, только сидела с детьми, а в свободное время развлекалась, как хотела. Надо было, может, прикрыть тебе хотя бы финансовый поток, но я опасался, что ты начнёшь накручивать Юру с Машей. А вот теперь, когда я решил уйти, ты вдруг вздумала вякнуть, что я в чём-то там тебе отказываю. Серьёзно? А ты не отказываешь мне в праве свалить отсюда и не тратить время на исправление твоих ошибок?

— Миш, но ты сам тоже изменял… — попыталась возразить Таня. Лицо её было мокрым от слёз настолько, что казалось — она недавно вынырнула из бассейна. И сердце Михаила дрогнуло бы непременно, если бы в нём осталась хотя бы капля любви к этой женщине. Но увы — там давно было пусто.

— Моё поведение — следствие, а не причина. Послушай, Таня… Сколько ещё ты будешь на меня вешаться? Мы говорили об этом уже несколько раз. Я не изменю своего решения. Я решил уйти — и я уйду. Может, хватит?

Танино лицо неожиданно исказилось, вспыхнув таким бешенством и ненавистью, что Михаил даже отшатнулся, выпустив из рук ладони жены.

— Ты! — рявкнула она и, шагнув вперёд, ударила его по щеке. Сильно, с размаха — наверняка ушиблась. Но даже внимания на это не обратила, продолжая орать. — Сволочь! Раз так, знай — я всё сделаю, чтобы Маша больше не захотела тебя видеть! Всё, слышишь?!

— Слышу, — хмыкнул Михаил, касаясь пальцами щеки. М-да, не только пощёчину влепила, но ещё и расцарапала своим маникюром. Вон вся ладонь в кровище. — Я в этом не сомневаюсь, могла бы и не озвучивать. А теперь выйди, пожалуйста, мне надо вещи собрать.

Таня побагровела, а затем, издав какой-то утробный рык, побледнела, став похожей на упыря — белая, как смерть, но с красными глазами, — и выбежала из комнаты.

Михаил проводил её равнодушным взглядом и вздохнул, когда жена громко захлопнула за собой дверь.

Он и не ожидал, что будет легко и просто. Но… чёрт…

Дерьмо. Дерьмище…

Глава 74

Вещи были собраны за полчаса. Если честно, то Михаил и собирался не брать с собой практически ничего. Одежду он купит новую — благо деньги можно заработать. Памятные вещи… Фотографии лежат в «облаке» и всегда доступны с телефона или компьютера в офисе, а больше ничего памятного в этом доме Алмазов и не хранил. Словно мальчишка-беспризорник какой-то, жил на птичьих правах, спал на диване в кабинете и всегда стремился поскорее удрать на работу. Даже дорогих сердцу вещей не нажил. Всё, чем он дорожил, — дети. И одного ребёнка Михаил, возможно, скоро окончательно потеряет… Уж Таня постарается, чтобы так и было.

Алмазов тихо вышел из квартиры около семи вечера. Перед этим попрощался с сыном, попытался поговорить и с Машей, но она не открыла дверь — дулась. Он пообещал через закрытую дверь, что они скоро увидятся, и всё-таки ушёл.