Не люди

Старика трясло всё сильнее. Могильщик продолжал сверлить взглядом парнишку с луком, и тот, кажется, совсем стушевался — отчётливо подрагивающий наконечник стрелы смотрел уже куда-то в ноги чужаку. Хасл же не знал, что делать. Ему хотелось сбежать и не видеть ни этих шатров, ни шавки, которая скакала рядом, уже почти цепляя зубами правый хаслов сапог. Ни тем более жутковатого пастуха, которому охотник обязан рассказать о смерти брата. Но назад пути уже нет. Если охотник не возьмёт ответ за людей на себя, то ему лучше вообще не жить.

— Прежде чем ты пустишь нас в шатёр… — начал было Хасл, но Крамни громким презрительным возгласом прервал его.

— Ты думаешь, я вас впущу?

— Прежде чем ты пустишь нас в шатёр, — твёрдо повторил охотник, выдерживая тяжёлый взгляд пастуха, — я должен рассказать тебе очень плохую новость. Твой брат умер. Погиб от рук подручной Урмеру…

Теперь Хасла прервал полный боли и ярости вопль. Крамни опустил голову и, стиснув кулаки, начал раскачиваться на пятках. Это продолжалось довольно долго, но охотник, не говоря ни слова, терпеливо ждал, пока пастух хоть немного отойдёт от горя.

— Я почти ничего не знаю про подручную Урмеру, лишь то, что она сумасшедшая и её зовут Сильгия, — процедил сквозь сжатые зубы Крамни. — Но, клянусь всеми богами, она узнает меня очень хорошо…

— Это уродливая старуха. Она убила твоего брата, чтобы добыть себе еды. Твоего брата, Жерева, Эрли и ещё много кого. Могильщик убил её.

Крамни поднял взгляд. Его глаза буквально горели от ярости.

— Что ж, тогда я впущу вас. Но если вы лжёте…

— Мы не лжём, — сказал Хасл. — Но прежде чем впустить нас, ты должен знать ещё одно. Мы здесь, чтобы вы помогли нам убить Викле и Урмеру.

На покрытые шрамами губы пастуха вылезла горькая усмешка.

— Что ж, тогда я просто обязан впустить вас. — Он повернулся спиной к пришельцам, заглянул за полог и громко, отчётливо проговаривая каждое слово, произнёс: — Дед, ты был прав, против Урмеру, наконец, подняли бунт… Кто? Да твой внук, кто же ещё.

***

Его всю жизнь нервировали накладки. Он всегда следовал выбранной схеме, не отклоняясь от неё ни на йоту. Пусть даже план приведёт к полному фиаско, каждый из его пунктов должен быть выполнен. Так проще потом проанализировать причины успеха или провала.

Но в этот раз продолжать действовать по старой схеме нельзя. Иначе всё, что он сделал за эти годы (десятилетия!), будет уничтожено.

Урмеру не стал говорить с Викле. Плевать на этого оборзевшего мелкого говнюка. Голова хутора возомнил себя властелином всех людей, и он поплатится за это. Когда сама выживаемость человечества стоит под вопросом, без жертв не обойтись. Викле и его домочадцы станут жертвенными агнцами, но город выживет.

Точные данные о количестве оставшихся припасов у мага отсутствовали. Однако всем обитателям Бергатта не прокормиться — это неоспоримый факт. Разведчики, отправленные Урмеру утром, доложили: весь урожай уничтожен, скот пал. Викле обмолвился, будто у него запас еды на четыре Йоля. Но четыре Йоля для хуторян — это всего один Йоль, даже чуть меньше, для горожан. Сейчас сентябрь, как бы тепло ни было в долине, урожай зимой не вырастет. Где взять еды ещё на три месяца?

Иногда бунтари вроде Хасла даже полезны. Бунт — это всегда кровь. Жертвы просто необходимы в данный момент. Чем больше народу умрёт сейчас, тем меньше ртов кормить потом. Даже так — чем больше погибнет людей во время усобицы, тем выше вероятность выжить у тех, кто эту усобицу переживёт. Простая арифметика.

Хасл — умный мальчик. Он пошёл к изгоям в поисках помощи. Хороший ход. Урмеру никогда не совался к пастухам, таково было условие, а он всегда выполнял свои пункты договора. Возможно, запасы есть у них…

Но этого мало, слишком мало для всех.

Устроить жертвоприношение? Кинуть жребий и убить тридцать или сорок человек?..

Нет. Эти глупцы никогда не пойдут на такую жертву. Он не сможет им объяснить, что иначе не выжить. Его авторитет и так пошатнулся за эти дни, а подобное предложение восстановит против него абсолютно всех.

Что ж, тогда придётся потуже затянуть собственный пояс.

Сильгия оказала ему услугу, пожертвовав собой ради смерти горожан. Теперь ему не нужно содержать её, а это много, очень много сэкономленной еды. Если бы эта тупая сука выжила, Урмеру не смог бы её убить. Вновь пришлось бы лечить эту старую злобную тварь… Хотя бы ради того, чтобы она продолжила мучиться. Это стало бы хорошим наказанием за своенравие.

Урмеру уже подошёл к Бергатту, к его центральным воротам, когда-то величественным, а сейчас… Сейчас это просто груда мусора. Весь город — одна большая груда мусора. Труп старого доброго Бергатта. Но ради памяти о прошлом величии этих улиц и их обитателей маг никогда не позволял трупным червям, могильщикам, копошиться в его останках.