Не люди

Велиона на первый взгляд все эти слова ни капли не задели.

— Я всего лишь торговец, — пожал он плечами. — Купил, перепродал, посчитал прибыль или убыль.

— И всё равно я бы рекомендовал тебе бросить любые дела с ними, — с печальным вздохом проговорил старший жрец. Он обвёл всех присутствующих в таверне. — И мои слова относятся к каждому. Когда-нибудь эти проклятые посланники Неназванного пробудят зло, спящее в мёртвых городах, и начнётся вторая великая Война, которая уже станет последней для человечества.

Всем было плевать на слова жреца. Кроме Греста.

— О чём ты? — с ужасом спросил он.

— Есть старая легенда о происхождении могильщиков, — прошептал Кайвен трясущимися губами. Молодой жрец уже давно забыл и про еду, и про выпивку, но упоминание о Неназванном повергло его в благоговейных ужас.

Венле неодобрительно посмотрел на своего ученика.

— И ты должен рассказывать её всем после моей проповеди, — сказал он, — а не трястись при одном упоминании о Неназванном. Единый защитит тебя даже за стенами своего храма, я говорил тебе об этом не раз. Ты обязан посвятить всех, кого встретишь, в эту страшную правду. Могильщиков и так не любят, но мы должны вызвать праведную ненависть по отношению к ним. Иначе зло, пробуждённое ими, вырвется наружу.

— Я слышал легенду, о которой вы говорите, от одного из могильщиков, — сказал Велион, допивая своё пиво и жестом подзывая служанку, — н не помню ничего ни о древнем зле из мёртвых городов, ни о Неназванном.

— Могильщики по натуре своей лживы и рассказывают не всё. Кайвен, ты пришёл в чувства? У тебя появилась возможность наставить на правильный путь одного из тех, кто связан с этими тварями.

— И потренировать речь, — усмехнулся торговец антиквариатом.

— И это тоже.

Кайвен тяжело перевёл дыхание и затравленно осмотрел всех сидящих за столом. Видимо, в нём боролись страх перед Неназванным и наставником.

— Выпей для храбрости, — благодушно предложил Велион, кивая в сторону второго кувшина.

Воспользовавшись предложением, молодой жрец ещё раз тяжело перевёл дыхание и, наконец, заговорил:

— После великой Войны, когда люди смогли, наконец, вспахать поля и посеять первый урожай, взгляды многих устремились к погибшим в Войне городам. Некоторые беженцы из городов, алкающие былых богатств, захотели вернуть себе утерянное и поживиться за счёт погибших. Пока крестьяне возвращались к привычной жизни, а большинство трезво мыслящих беженцев принялись отстраивать новые города взамен старых, эти люди строили планы быстрейшего обогащения…

— С тех пор ничего не поменялось, — буркнул немного опьяневший Грест. — Но иногда тебе просто нечего жрать, у тебя нет ни семьи, ни друзей, и ты идёшь грабить, чтобы не сдохнуть. И, поверьте, мёртвым, в отличие от живых, плевать, когда ты снимаешь с них сапоги.

— Очень точно наблюдение, — ухмыльнулся Велион. — Но не будем мешать нашему рассказчику. Продолжай, Кайвен.

— Эти люди сколотили первые ватаги, потянувшиеся к мёртвым городам. Но вернулись лишь единицы, и единственной их наживой была весть — боги прокляли старые города. Любая попытка взять что-то ценное на руинах или ограбить погибшего заканчивалась немедленной смертью для мародёра. В Войне боги покарали людей за их грехи и гордыню, но, уважая память павших, защитили их тела от осквернения.

Но люди не были бы людьми, если бы не нашлись те, кто пошёл наперекор воле богов. Те мародёры, что вернулись из первого похода, собрали второй. Только в этот раз они отправили в города обманутых бедняков, пообещав им еды и часть добычи. Эти несчастные заходили в мёртвые города и падали замертво от проклятий, а мародёры собирали добычу.

Пропажа людей не могла пройти незамеченной. Мародёрам перестали доверять, мало кто соглашался с ними сотрудничать. И всё же они продолжали своё греховное дело, и многие из них разбогатели. За привычку бродить по могилам предков, они назвали себя могильщиками, и места им не стало ни среди живых, ни среди мёртвых.

Но боги видят всё. Они прокляли каждого, кто бродил по мёртвым городам и осквернял мертвецов. Мародёры начали умирать один за другим от болезней. Те, кто, польстившись на деньги из могил, служил могильщикам или торговал с ними, тоже пали жертвой божественного проклятья.

Люди, справедливо опасаясь, что проклятье может коснуться любого, изгнали могильщиков. И ничего не осталось изгнанникам, как покаяться в своих грехах перед богами. Но это лишь разгневало богов ещё больше, и те запретили могильщикам под страхом смерти заниматься любым делом, кроме разграбления погибших городов. Дорога к людям была закрыта. Могильщикам не осталось ничего, кроме как умирать с голоду у окраин осквернённых ими городов. Болезнь перестала убивать обречённых, выжили только самые крепкие и злобные могильщики, но и для них не осталось надежды — они не могли грабить мёртвые города без живого щита, идущего впереди них.