Не мамкай!

Как я поняла, что сын способен не только залезать, но и спускаться со шкафа? По следам в холодильнике. Василий спускался, ел, пил сок, а потом быстренько залезал обратно на шкаф, где продолжал стенать и причитать. Муж ходил по потолку в соседней комнате, обвиняя меня в том, что я жестокая мать и наказание несоразмерно содеянному.

– Успокойся, он сыт, – отмахнулась я, – слопал полкастрюли макарон и утащил к себе в комнату плитку шоколадки.

– Нет, он не мог! Бедный ребенок уже три часа сидит на шкафу! А если ему в туалет надо?

– Ходил, – ответила я. – Полотенце для рук на полу валялось, а не на вешалке. И мыло плавало в раковине, а не лежало в мыльнице.

– Слезай, – велела я сыну.

Он быстренько слез со шкафа на кровать. Не то чтобы я была удовлетворена результатами его работы. Просто мне стало жаль имущества.

Моя подруга Катя, мама трех прекрасных девочек, о которых я уже рассказывала, поделилась собственной историей на ту же тему. Старшие девочки спали на двухъярусной кровати в детской. Малышка – в комнате с родителями. Старшая, восьмилетняя Алиса, вывела на обоях, почти у самого потолка, жирно и ярко «Алиса». Чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, кому принадлежит кровать. Средняя, шестилетняя Полина, понаблюдав за художествами сестры, потребовала маркеры, но думала долго. Дня три, за которые мама Катя гадала – переклеивать обои в детской или подождать. Вся детская по периметру была заклеена старыми обоями, чтобы девочки могли самовыражаться, но они к этому не стремились. Рисовали в альбомах, на обои не покушались. До тех пор, пока Алиса не вывела собственное имя под потолком. Катя рассказывала, что заметила надпись над кроватью Полины не утром, когда собирала детей в школу и в сад, а днем, когда зашла сделать уборку. И над кроватью Полины, на обоях, печатными буквами было выведено: «Наташа». Жирно и ярко. В три слоя, явно несмываемых.

Наташ, как ни пыталась припомнить Катя, ни в семье мужа, ни среди ее родственников не встречалось.

– Полин, почему ты написала «Наташа»? – спросила Катя уже вечером. Она успела проконсультироваться с детским психологом на предмет ассоциации ребенка с другим именем или с незнакомым человеком. Психолог подтвердила, что у Полины явно травма. Наташа на стене появилась неспроста, это звонок и тревожный сигнал. Надо наблюдать. Очень аккуратно, потому что отрицание собственного имени – очень, очень плохой знак.

– Нас Наталья Борисовна учила писать, – объяснила спокойно Полина, – печатными буквами. Я первая научилась писать «Наташа». Наталья Борисовна меня похвалила и наклейку дала. Звездочку.

– А почему ты не написала «Полина»? – уточнила мама Катя.

– Я еще таких букв не знаю. Мы не проходили с Натальей Борисовной. Помоги мне красиво написать «Наташа». Конкурс будет. На большом листе надо. Кто победит, тот будет на столе у Натальи Борисовны лежать, – сообщила Полина.

– Твою ж мать, – не сдержалась Катя.

– Нет, имена мам нельзя писать, – ответила Полина, – надо написать красиво – «Наташа». Можно цветочками украсить.

Уложив девочек, Катя до двух часов ночи упражнялась в каллиграфии.

Но каково же было ее счастье, когда младшая Ева в возрасте полутора лет начала рисовать на обоях. То есть на тех обоях, которые были наклеены в комнате сестер. Наконец родительский лайфхак пригодился в реальной жизни.

Но с Евой возникла другая творческая проблема. Если Катя клала младшей дочери на пол чистый лист бумаги, малышка умудрялась закрасить все вокруг, не заходя на лист. Пол, ножки стульев и столов – все оказывалось в краске. А лист, предназначенный для рисования, оставался девственно чистым.

– Может, дать Еве альбом для рисования? – предложила как-то я, когда Катя с малышкой оказались у нас в гостях.

– Неееет! – закричала Катя. – Она разрисует все, кроме альбома!

Еще одну прекрасную историю на тему «неожиданностей» рассказала мне приятельница Настя. После возвращения от бабушки мальчик Степа начал выливать содержимое горшка в унитаз. Сам переставил горшок, который стоял в детской рядом с кроватью, в ванную комнату, и пытался сразу пописать в унитаз, а не в горшок. Настя очень радовалась сознательности сына. Купила ободок на унитаз, и Степа с радостью им воспользовался, пнув горшок куда подальше. Рецепт неожиданных достижений, как всегда, оказался прост.

Находясь у бабушки, Степа писал в горшок и ждал, что бабушка тут же кинется его уносить, хлопать в ладоши, всячески хвалить, как делали это мама и другая бабушка. Но эта непонятливая бабушка даже не замечала, что ребенок «сделал дела».

– Надо убрать, – сообщил Степа второй бабушке.

– Надо, – ответила бабушка.

– Пахнет, – намекнул мальчик, когда бабушка не бросилась уносить горшок.

– Пахнет, – согласилась бабушка.

Спустя два часа Степа сам вынес горшок. Его дальнейшие попытки избавиться от полного горшка натыкались на бабушкино непонимание проблемы.

– Я покакал, – объявлял Степа.

– Поздравляю, – равнодушно отвечала бабушка, не собиравшаяся хлопать в ладоши.