Не место для якоря

— Знаете, проходя военную подготовку и рассматривая различные виды опасности, исходящие из космоса, начинаешь к этому иначе относиться. Это интересно, увлекательно, ожидаемо всей Землей наверное уже с начала двадцатого века…  и очень, очень опасно, — тут он нахмурился и снова взял стакан с кофе. Оранжевые лучи солнца делали его похожим на печального ангела, никогда прежде не видела вживую людей с такими волосами. Даже не представляла, как это должно выглядеть. Но, как оказалось, когда на лице подобного человека мелькает тревога, это как-то не сочетается со всем его внешним образом. Или я просто ещё не привыкла.

Я тоже взяла стакан с чаем в руки. Отхлебнула. Мягкое тепло разлилось по телу, руки совсем не дрожали, я даже не пыталась их контролировать, как делала всегда, когда необходимо было подключить точность моей модификации. Стингрей всё ещё задумчиво молчал, думая о чем-то своем. Или придумывая для меня каверзный вопрос. Интересно, чего он будет касаться? Как-то продолжать печальную для него тему?

— Вы ведь догадываетесь, почему для исследователей запрещены чипы и тем более микры?

Даа, вопрос с подвохом. Никто этого не знал. Некоторые предполагали, что конструкция или ядерное сердце космолетов для дальних перелетов слишком сложны и не позволяют, чтобы вся команда корабля выходила во внутреннюю сеть или, что ещё хуже, пыталась пересылать данные на такое гигантское расстояние. Высокий расход топлива, или радиация, или что-то в этом духе…  Многие так думали. Возможно, так и оно и было. Но мне казалось иначе.

— Так как этого точно не известно обычным людям, я могу только строить догадки, — я всё же решилась озвучить свою версию. — Так как такой запрет распространяется только на исследователей дальнего космоса, то он связан либо с характеристиками корабля, либо с чем-то другим.

Я искоса посмотрела на Атона, надеясь увидеть его реакцию. Он лишь выжидательно следил за мной, а потом кивнул, дескать, продолжай. И непонятно было, правильно я говорю или несу откровенную чушь.

— Я думаю, что с чем-то другим, — стала развивать свою мысль я. — Возможно, причиной запрета послужил какой-то инцидент, неизвестный большей части общества, или же какие-то гипотезы, но мне кажется, что запрет связан как раз с возможностью встречи инопланетной разумной жизни. Ведь если они будут развиваться по схожему с нашим эволюционному сценарию и придут к постройке техногенного общества…  или если они намного опережают нас в развитии, то любое электронное устройство, подсоединенное напрямую к мозгу человека и которое невозможно отключить неоперабельным способом, способно выдать информацию, которая может показаться им опасной, или неправильной, или аморальной, ведь история Земли такая длинная и люди всякого наделали, прежде чем прийти к миру…  или же выдаст им самое страшное — технические чертежи оружия, кораблей или даже координаты Земли, что может оказаться катастрофой, если вдруг они настроены враждебно, а такую вероятность нельзя исключать. Я это понимаю. Конечно, если они развивают бионику, то тогда есть опасность, что они подключатся напрямую к мозгу, но это настолько сложно, мы сами в этом ещё не разобрались. Это скорее необходимый риск. А раз чипы можно исключить и не рисковать таким образом, тогда почему бы этого не сделать?

Я снова посмотрела прямо на него и обнаружила, что он совершенно открыто, не скрываясь, улыбается. Без насмешки. Я улыбнулась в ответ, осознавая, что моя собственная теория более правдива и что это испытание я прошла.

Он молча, одним махом допил свой кофе и поднялся с дивана. Затем протянул мне руку. Я поднялась и протянула свою в ответ. Его теплая ладонь коснулась моей, а сам он ободряюще улыбнулся и сказал:

— Возможно, из вас что-нибудь да получится. Вы приняты в лагерь.

Света

Мерное покачивание вагона поезда убаюкивало. Книга так и норовит выскользнуть из рук, а глаза то пытаются закрыться и отправить хозяйку в царство сна, то так и норовят сползти со страницы и хоть искоса посмотреть наружу, на сменяющие друг друга поля и леса. Когда я путешествовала на верхней полке, то очень любила лечь на живот, укрыться легкой простыней и смотреть на великолепие за грязным стеклом: зеленый травяной настил с красными и желтыми вкраплениями полевых цветов плавно переходил в молодую поросль стройных березок и сосен, а потом вступал в своё право густой и темный лес с высокими хвойными и раскидистыми, более свободными, листопадными деревьями. На такой скорости пейзаж напоминал акварельный рисунок, где не нужно было прорисовывать детали, чтобы передать всю красоту живой природы.

Но в этот раз, к моему неудовольствию и радости подруги, мне досталась нижняя полка. Что ж, сама виновата. Нужно было не передавать паспорт для покупки билета, а заняться этим делом самостоятельно. В своё оправдание могу лишь сказать, что выпускные экзамены и сдача диплома так меня замучили, что хотелось проваляться дома лишний денек и не вылезать под пасмурную летнюю погоду, которая установилась у нас в июле.