Я быстро оделась, и мы пошли к Масленцовым. А они, не думая о том, что приглашены к ним люди, собрались и ушли к ветврачу. Мы прошли, сели, смотрим телевизор, а там уже с Новым годом поздравлять начали. Тогда Степан нахально выпросил выпивку. Говорит, налейте хоть воды в стаканы, чтоб Новый год встретить. Сватья подала с четушку водки и поллитру пива жигулевского. Степан разлил в стаканы, выпил, и мы стали одеваться, а шли с ночевкой.
На обратном пути он зашел туда, где были наши, а я отправилась домой. Через полчаса пришел за мной Василий, Тамарин муж, говорит: там складчина и нехорошо, что Степан один. Я оделась, деньги в карман и пошли. Вхожу в дом — хозяйка танцует и ни слова. Я ногой отварила дверь и побежала.
Видно, Василий сказал хозяину, что привел меня. Они в воротах поймали меня и вернули, а я лучше бы провалилась сквозь пол. Подошла хозяйка, в руках водка и котлета. «Знаешь, Саша, неудобно, конечно, но если пришла, то пей». Я говорю, что пришла за Степаном, чтобы увести его, а пить я не буду, но она — свое. Тогда я выпила ее водку и говорю: «Не приставай больше». Они отошли, а в углу сидел баянист. Он состроил такую физиономию и спрашивает: «Ну что, стрелочник ты и больше ничего?» А я спрашиваю: «Какое значение имеет квалификация, может, я техничка, а праздник для всех и поэтому нам всем хочется встретить Новый год с радостью».
Тут подошли знакомые, увели меня за стол, где сидела Тамара. Я села, т. к. не захотела, чтобы меня уговаривали. Потом подошла зоотехник Зельма Ивановна, а мы с ней лежали в больнице: у нас завязалась беседа. Я не видала, когда ушли наши, но вижу, народ стал расходиться, позвала и я Степана.
Когда пришли мы домой, на меня напала такая обида, что как ребенок, сидела и плакала. Первого и второго мы были дома. У наших гуляли свадьбу, а Степан не пошел и меня не пустил. «Если, — говорит, — у них есть роднее, так пусть они с ними и гуляют».
Прошел январь, они не едут, и мы тоже. В феврале я пошла в больницу на чистый, так как лечила одно и вместе с этим вылечила другое. Я хотела принести, но врач посоветовала сделать. С сердцем, говорит, совсем плохо, ничего у вас не получится, а может, и сами умрете. Назначили мне число, и я сходила.
От кого-то узнала об этом Тамара. Смотрю, заходит со словами: «Зловредные Чистяки, не хотят знаться». Мы с ней посидели, попили чаю и разошлись, ни словом не вспоминая Новый год. Мы обе чувствовали, что меж нами и без того стала какая-то отчужденность. Она человек высшего общества, полностью обеспечена, как материально, так и морально, а у меня нет такого образования и нет того, чтобы я могла походить на культурную женщину. Вечные недостатки и унижение себя перед всеми. Но мне хочется иметь дома такой уют, чтобы можно было порадоваться. И теперь уже остались считанные дни до моего ожидания.
Мы насадили деревьев вокруг своего дворца, а еще не огородили. Чтобы довести до конца всю постройку, еще требуется четыре тысячи рублей. Тогда будет дом. Но я горю желанием скорее хоть бы поштукатурить, чтобы шлак не сыпался. Но у меня нет навоза, нет песку. Чем скорее я все заготовлю, тем быстрее будет отделан дом. А там помаленьку выкопаем погреб и сделаем стайку, и на это на все, пожалуй, уйдет все лето. А мне хочется дать детям отдых. Чтобы они хоть лето провели без забот и трудностей. Вот уже год, а им нет покоя.
Скорее бы достроить дом! Насею всяких цветов и буду радоваться каждому из них. Этого ждут и дети. Только бы не сдаться.
У меня грызет желудок и сжимается сердце. Я просила Подгорбунского принять меня на консультацию, но он ответил, что у меня нет болезни по части хирурга, а как уж он определил, не знаю. Посоветовал проверить анализы кала и проверить печень. Вот и все, а я надеялась, что, может, он проверит и посоветует, что мне делать при такой боли.
Свои врачи дали «желудочный сок» для желудка, а для поддержки сердца выписали валидол. Буду надеяться, что поддержусь, и этим я должна еще жить не менее десяти лет. Лишь тогда можно умереть спокойно.
Лето я дождалась. В новый дом купили телевизор, шифоньер и аттаманку. Соседка дала тюльпан. Повесили шторы, но вижу, что нет у Степана к дому стремления. Думаю: устали от этой стройки, может, поэтому он такой.
Настало время картофель копать. Пошли мама, дети и я. Степан ходил куда-то, а дети повздорили. Володя в Толяшу картошкой бросил. Степан увидел, бежит со всех ног, схватил попавшуюся железку кинул в Володю. Тот упал. Отец, как бешенный, кинулся к нему, мать ему под ноги, он упал. Я кричу: «Вовочка, убегай!» Убежал он к бабке. На второй день в школе отказался отвечать, ему поставили двойку.