Не могу без тебя

— А он будет есть мои голубцы, как ты думаешь?

Хлюпанья словно не бывало, голос — деловой, радостный.

— Думаю, с восторгом. Подозреваю, он сильно голодный. В нём, тётя Поля, два метра роста! Значит, перепоручаю его вам. Спасибо! Что бы я без вас делала? — Снова готовилось великое хлюпанье, но Марья поспешно сказала: — Целую. Что бы я без вас делала? — повторила. Повесила трубку. Протянула ключ.

— Слушайте, а чем я отблагодарю вас? — спросил гигант.

Марья пожала плечами. Лишь сейчас, сидящего, разглядела его. Тёмные крупные глаза, ровный нос.

— Между прочим, мы не познакомились. Я — Вадик.

— Какой же вы Вадик? Вадим! Или даже целый Вадимище! А я Марья. У меня есть близнец Иван. Так назвали нас, чтобы мы всегда были вместе: Иван-да-Марья, — сообщила зачем-то.

— А я единственный сын. Отца нет, погиб на фронте, а матушка имеется, проживает в городе Кишинёве.

— Почему в Кишинёве?

— А почему вы в Москве? В Кишинёве и в Кишинёве. Город, между прочим, очень даже хороший.

— Что же я сижу? — спохватилась Марья. Вскочила.

Но Вадим протянул ей руку.

— Надо же познакомиться, — сказал многозначительно. — Правда?

— Правда. — Марья пожала руку. — И всё-таки мне пора, один мой больной непорядков не любит, тут же накатает докладную в высшие инстанции.

— Высшая инстанция, как я понимаю, — Альберт. Вряд ли накажет вас из-за меня, если он так любезно познакомил нас.

— Этот больной не Альберту напишет, — усмехнулась Марья. — И не главврачу, а самому министру здравоохранения. Ясно?

— Ясно. — Вадим встал, и Марья снова задрала голову, чтобы видеть его лицо.

— Вот вам адрес. Будете уходить на работу, ключ под телефон. Для порядка.

Клепиков встретил её словами:

— А если я сейчас с голоду умру?

— Вам прописан вечером гранатовый сок, утром морковный и из петрушки. — Марья открыла холодильник.

— Мне пришлось дать ему гранат, — сказала Елена Петровна и, сочувственно улыбнувшись Марье, отправилась восвояси.

Уж если Елена Петровна не устояла?! — растерянно смотрела ей вслед Марья.

— Я хочу икру и пирожное!

— Вашу болезнь можно вылечить только в том случае, если вы очиститесь, выбросите из себя все яды. Вы же хотите свой серьёзно больной организм замусорить ещё больше, — в который раз принялась объяснять Марья. — Сердце у вас слабое, не справится сейчас с трудной работой переваривания пищи.

Её дружелюбие не только не было оценено, наоборот, воспринято враждебно:

— Теперь я понимаю, чем ваш хвалёный врач такой особенный: морит людей голодом, а деньги, предназначенные на еду больным, берёт себе. Ловко! Это же надо сморозить такую глупость: еду называть ядами! Все века люди бились над тем, чтобы еды было достаточно, а ваш новатор отменяет! Да я напишу на него докладную, и он получит по заслугам! И на вас напишу. Почему Киса кормила меня? Что, вам даются разные назначения? Вы обязаны исполнять мои желания.

— Те, которые не противоречат лечению, — резко сказала Марья. — Если вам станет хуже, отвечать буду я.

— Вот и отвечайте. Это меня не касается. — И Клепиков заплакал, всхлипывая, как обиженный ребёнок. — Где моя жена? Где моя секретарша? — Лицо его некрасиво морщилось. — Я голоден. Я хочу икры и пирожных!

— Откуда в реанимации пирожные? Холодильник для лекарств.

— Киса принесла всё, что я велел!

— Но это преступление! Послушайте, товарищ Клепиков, у вас нехорошее состояние. Это ложный голод. Так дискомфортно у вас внутри из-за болезни. Пройдёт приступ, переведут вас в палату, кушайте сколько хотите. Ладно. Сейчас я позвоню Альберту Марковичу и, если он разрешит, накормлю вас икрой!

— Почему вы мучаете Марью Матвеевну? Мало того что спать не даёте, ещё и издеваетесь над человеком! — сказал Андрей.

— Кыш, сопляк, — презрительно отбрил его Клепиков. — Я требую своё!

Голос Андрея показался Марье накалённым! У него вздулись и стали малиновыми, как от лихорадки, губы и щёки. Осторожно вынула иглу из вены, отключила капельницу.

— Поспи, пожалуйста, — попросила. Благодарная за поддержку, коснулась его лица — погладить и отдёрнула руку: мальчик пылал.

Альберт сказал, если нет абсцесса, температура упадёт к ночи. Не упала. Капельница и лекарства не помогли. Значит, абсцесс. Значит, карбункул почки прорвался в околопочечную клетчатку. А теперь сильная интоксикация.

Вдали от солнца и природы, —
Вдали от света и искусства, —
Вдали от жизни и любви
Мелькнут твои младые годы,
Живые помертвеют чувства,
Мечты рассеются твои… —

зазвучало как чудо. Непонятный героизм, особенно на фоне Клепикова. Марья знает, что такое: «карбункул прорвался в околопочечную клетчатку»! Это смерть!

И жизнь твоя пройдёт незримо
В краю безлюдном, безымянном,
На незамеченной земле, —
Как исчезает облак дыма
На небе тусклом и туманном,
В осенней беспредельной мгле.