Не могу без тебя

— Стоять! — крикнул. Спросил ехидно: — Испугались? Девочка осмелилась сказать правду. Мы все тут немые по разным соображениям. Я — чтобы мне не мешали. Не высовываемся (неужели и Для Альберта Марковича, как и для отца, это слово — важное?). Словцо-то обнажает главную болезнь большинства! А девочка — храбрая. — Альберт Маркович улыбнулся. — Ей терять нечего. Она найдёт себе работу везде. Такую не купить. Правда, Галина Яковлевна? Правда, Раиса Аполлоновна? Вы перед ней — голый король! Такой не заткнуть рот. Она ведь не поймёт вашего большого бизнеса, вашей большой политики. Такие девочки вне финансовой и любой другой игры. — Он смеялся над ними, а они раздувались от клокотавшего в них бешенства, и их лица шли пятнами. Ещё мгновение, и Галина замолотит кулаками по Альберту Марковичу.

Но распахнулась дверь, стремительно ворвалась в зал пышногрудая секретарша Владыки, сказала властно:

— Раиса Аполлоновна, Галина Яковлевна, вас обеих срочно вызывает к себе Вениамин Николаевич! Побыстрее!

Глава третья

1

Альберт Маркович «закрыл» её своим телом от развоевавшихся дам.

Действие начало раскручиваться очень скоро. Не прошло и получаса, как явилась Галина Яковлевна звать на «ковёр» Альберта Марковича.

Альберт Маркович в это время обходил больных и заявил Раисе Аполлоновне, что, пока не назначит лечения на сегодняшний день, к главному не пойдёт.

Что такое палатный врач?

Для Марьи — самый главный. Он тесно связан со страданиями людей. И именно он избавляет их от страданий. Для Владыки и Аполлоновны палатный врач — служака, слепо выполняющий их распоряжения, независимо от того, что думает он сам.

Альберт Маркович посмел не побежать стремглав. Даже головы не повернул к Раисе Аполлоновне, слушал морщинистого, как бы высохшего человека. И человек-то, видно, не стар, не больше сорока ему, а во что превратила его болезнь!

Знала ли Марья Альберта Марковича до конференции? Не раз сталкивалась нос к носу в больничных коридорах, в палатах. Да в лицо не заглядывала, к разговорам с больными не прислушивалась, выполняла его назначения, и всё. Сейчас задним числом вспомнила: самых сложных больных Альберт Маркович забирал к себе. Голос его чуть не в первый раз услышала на конференции — делал он всё молчком. Климова от смерти спас…

После конференции, впервые чувствуя себя независимой (осмелилась!), свободной от всех условностей и лжи, благодарная Альберту Марковичу за защиту, отправилась с ним в обход по палатам. Чуть сутулый, с покатыми плечами, он был похож на большой белый сугроб. Старше её на тринадцать лет, казался Марье старым.

— Ну, как она ведёт себя? — спросил он у немолодой женщины с кожей, подпаленной желтизной.

— Ныла ночью, а после вашей настойки началось облегчение.

— Удалось поспать хоть немного? Это уже хорошо. Скажите, а сколько раз вы с нею разговаривали?

— Два. Я пока не умею. Закрыть глаза легко, а вот представить себе её никак не могу. Если у другого человека, ещё можно, наверное. Но, доктор, чувствую, я научусь. Зато я делала ту гимнастику, которую вы посоветовали.

— Значит, программа остаётся прежней — с печенью разговаривать как с близким человеком, просить выздороветь. С одним маленьким добавлением. Расскажу вашей дочке, как делать настой из трав, пусть термос принесёт, будете пить в определённые часы. Попробуем хорошенько промыться, очиститься, поголодать и начнём наступление.

С другим больным разговор совсем другой.

— Звонил домой? Зачем? Я сказал, не звонить десять дней.

— Уйдёт.

— А звонками остановите? Помните, ваше заболевание — на нервной почве. И колики, и поносы, и острые боли. У вас, Валентин Егорыч, — расшатанная нервная система. Успокоим её, тогда сможем лечить всё остальное. Повторяю мои условия: не думать о жене, не звонить домой, как будто у вас дома нет телефона.

— Вы не понимаете, доктор, у меня, кроме неё, никого на всём свете. Закрою глаза, а они перед глазами — вдвоём в моём доме!

Красивый, ещё совсем молодой. Чижов. Валентин Егорыч. Безвольно опущены углы рта. Жалки глаза. Он странный какой-то. Ходит целый день по коридору взад-вперёд, ни с кем не заговорит. И шашки ему предлагала, и журналы, скажет «спасибо, не надо» и снова меряет шагами коридор. Пробовала поговорить с ним, голову наклонит, вроде слушает, а не слышит.

Альберт Маркович садится на стул для посетителей, касается своим коленом колена больного, берёт за руку: