Она не настаивала, хотя любопытство охватывало её всё настойчивее и сильнее. Мелькала мысль попросить добрейшую миссис Хадсон устроить ей небольшую экскурсию в это заветное и запретное место, но она так и не решилась. И если хорошенько подумать, какое ей, право, дело до всего того, что было в жизни её мужа до момента их знакомства и соединения.
Она перестала об этом думать.
Сейчас квартира, куда Джона так неудержимо тянуло, казалась ей пещерой Минотавра, загадочной, пленительной и опасной.
Хозяина квартиры она обнаружила в кухне — Шерлок варил себе кофе. Одиноко стоящая на столе кружка ошеломила Мэри своей вызывающей беззащитностью. Глазам вдруг стало больно и горячо.
Правильно. Так и надо.
— Шерлок, вы украли моего мужа.
Она хотела произнести эту фразу весело и задорно, но оказавшись рядом с Шерлоком и мгновенно попав в магнетический плен его одиночества, выстонала её едва слышно и жалобно.
И это тоже было правильно…
Она горько заплакала, припав к его груди. Ей казалась, что она может проплакать всю оставшуюся жизнь, так много накопилось в сердце рыданий, искренних и горячих. Только бы не оттолкнул, только бы дал возможность вот так постоять и униженно поскулить, пропитав его белую, пахнущую чем-то пряным рубашку своей бедой — пусть знает, как ей сейчас плохо.
— Я не понимаю причины ваших слез… — Шерлок все-таки отстранился.
Слегка, едва заметно, но Мэри сразу почувствовала, как нежелательно ему столь интимное прикосновение, и оторвалась наконец от его груди, вытирая слезы и судорожно всхлипывая.
Шерлок не отводил от неё взгляда — пронзительного и проникающего прямо в душу. Он ей не доверял, сомнений у Мэри больше не оставалось. Она не понравилась ему уже тогда, в ресторане.
Ну и что! Она тоже, мягко говоря, не пылает к нему любовью.
У неё есть цель, и цель это поможет ей выдержать всё что угодно — даже если сейчас этот оторопевший мужчина брезгливо смахнет со своей рубашки следы её отчаяния, она сделает вид, что этого не заметила, и прильнет к нему снова.
Потому что так надо.
— Мэри, что с вами? Джон вас чем-то обидел?
Господи, к чему эти странные фразы? Ведь ясно же, по тону произносимого им вопроса ясно, что именно он сейчас думает.
Джон никогда и никого не может обидеть. Он самый прекрасный, самый порядочный, самый идеальный, самый… самый…
Да, самый. И он мой!
— Я не знаю, Шерлок. Может быть, меня обидели вы?
— Я? Но чем?
Конечно же, он догадался. Горечь его вопроса так очевидна.
Тем, что остался жив? Тем, что Джону хочется находиться рядом со мною больше, чем рядом с тобой?
— Он… любит вас. Всегда любил.
Боже, что стало с его аристократичной бледностью? Вспыхнул, как обыкновенный плебей — сочно, предательски откровенно. Разучились держать себя в руках, мистер Шерлок Холмс?
— Но… Что в этом удивительного, не понимаю. Я тоже его люблю. Мы друзья.
Побольше, побольше горечи. Сегодня её должно быть так много, чтобы ею пропиталось всё вокруг: эти стены, эта тоскующая без привычных прикосновений мебель и эта его рубашка, такая тонкая и нежная на ощупь.
— Друзья… Он выбрал вас своей половинкой, Шерлок. А я не могу без него жить.
— Половинкой?
Кажется, он изумлен совершенно искренне. Хм…
— Что за чушь вы несёте, Мэри? В чём пытаетесь меня убедить?
— Вы поняли меня.
Добавить усталости голосу, изломанности — жестам, и тоски — взгляду.
— Поняли, — повторила она. — И от вас теперь зависит вся моя жизнь.
Мэри снова прильнула, припала к нервно вздымающейся груди доверчиво и простодушно.
Шерлок ошеломленно замер, и хотя он не сделал даже попытки приобнять поникшие, слабые плечи и уж тем более прижать её к себе в попытке утешить и ободрить, отстраняться на этот раз он тоже не стал. И это уже было немало. Человек, который доверчиво выплакал на вашей груди свое горе, поневоле становится ближе. И даже если вы не приобретете в его лице друга, вашим врагом он точно не сможет стать. Во всяком случае, это будет весьма затруднительно.
Это была неоспоримая победа. Мэри торжествовала.
Она сейчас беззастенчиво обнажила перед Шерлоком свою душу, показала ему все свои страхи, сделав его невольным наперсником горестных тайн.
Мэри очень хорошо разглядела в Шерлоке всё, что было необходимо: его ранимость и неумение противостоять подобного рода встряскам. Он не посмеет теперь даже подумать о возможности что-то изменить, что-то вернуть, чего-то добиться. И Джона на порог не пустит, если тот всё же решится вернуться на эту проклятую Бейкер-стрит навсегда.
— Мэри…
Она подняла на него заплаканные глаза и отпрянула.
— Простите, я, кажется, испортила вам рубашку.
По-детски шмыгнула носом.
— Я пойду.
И развернулась, бодро зацокав каблучками к выходу.
— Мэри! — догнал её спокойный голос Шерлока. — Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
— Я знаю, — сказала она.
И даже не оглянулась.
*
Шерлок был поражен.
Эта маленькая женщина пришла и легко расставила всё по своим местам. Каждая метущаяся мысль обрела свою законную нишу, обрела источник и имя.
Ниша — Джон.
Источник — Джон.
Имя — Джон.