Не могу больше (СИ)

Сердце неожиданно сделало странный кульбит: перевернулось несколько раз, испуганно дернулось из стороны в сторону и заполнило грудь грохотом горного камнепада.

«…происходит…»

Эти простые, ни к чему не обязывающие слова вдруг вызвали странную, непредсказуемую реакцию: следом за испугом пришел мучительный стыд. Словно Алекс, сам не подозревая того, вторгся на очень личную, интимную территорию. В запретную зону. В святая святых. В место тайного поклонения.

Джону стало жарко и томно.

«Господи, я и в самом деле схожу с ума!»

Рука, сжимающая бокал, предательски дрогнула. Он опустил бокал на столик и сжал руку в кулак, впившись ногтями в центр ладони так сильно, что заломило запястье. И вдруг, ещё не понимая смысла происходящего, не имея времени заглянуть внутрь себя в поисках источника столь необъяснимого, бросающегося в глаза замешательства, выпалил, изумленный горечью собственных слов: — Мне самому это очень не нравится. Алекс, я так измучен…

Не в силах больше держать в себе накопившуюся тяжесть, Джон рассказал Алексу всё. Он говорил и говорил, торопливо глотая окончания, прерывая себя на полуслове, сбиваясь и путаясь. Он понимал, что нельзя этого делать, ни в коем случае — слишком личное, слишком больное. Он знал, что будет жалеть и злиться, но остановить извергающийся поток откровений уже не мог.

Да и не хотел.

Алекс слушал внимательно, ни разу не перебив и даже не пошевелившись, стараясь понять всё сказанное Джоном так, как тому было необходимо, и найти ответ ещё до того, как иссякнет этот мутный поток отчаяния.

Наконец Джон замолчал, и молчание было давящим, настороженным. Было видно, что легче ему не стало. Да оно и понятно. Облегчения Джон не ждал. Слишком сложным был этот завуалированный конфликт, чтобы путь к его разрешению отыскался за пятнадцать минут.

— Черт… Джон, как это дьявольски тяжело. Не хочу говорить банальности, но только время…

— Алекс. — Джон выдохнул стеснявший его грудь воздух. — Я не ждал от тебя совета. Просто… Захотелось вдруг выговориться. Да и не надо было вовлекать тебя в эти… дрязги. Извини. Я сглупил.

Алекс крепко стиснул его руки в своих ладонях и энергично встряхнул, будто надеясь привести Джона в чувство, взбодрить хоть немного. Хоть чем-то. Пусть это будет простое человеческое участие, жест солидарности, понимания и сочувствия. — Не хочу, чтобы ты сомневался. Во мне… Я твой друг, Джон, даже если ты так не считаешь. И потом, тебе необходимо было избавиться от этого груза, ты не находишь?

— Да. Трудно даже представить, насколько необходимо. — Глаза Джона блеснули. Он сейчас готов был заплакать, презирая себя за эту унизительную слабость. — Алекс, почему так? Самое невероятное счастье оборачивается вдруг болью. Я не знаю, как дальше быть…

— Ты хочешь уйти от Мэри?

Джон удивленно вскинул глаза. — С чего ты взял? Конечно же нет. Она моя жена, и я собирался провести с ней остаток жизни.

Собирался…

— Но тебя страшно тянет туда.

Джон на мгновенье закрыл глаза. — Невыносимо, — прошептал он.

Этот придушенный шепот оглушил Алекса своей безысходностью. Джон страдал по-настоящему, сильно, глубоко.

— Джон… — Слова находились с трудом, корявые, все как один бессмысленные и пустые. — Ты выдержишь, я это точно знаю. И Мэри привыкнет, поймет. Шерлок… Вы по-прежнему будете вместе. Всё наладится…

«Черт, что я несу?! Человек разрывается напополам, а я бубню пошлейшие шаблонные фразы какого-то идиотского утешения! Он врет самому себе — не нужна ему сейчас Мэри. Никто не нужен, кроме…»

Алекс замолчал на полуслове и пристально посмотрел Джону в глаза. Этот человек стоил других слов — правдивых, выстраданных долгими годами мучительных воспоминаний и приступов смертельной тоски.

— Ты очень сильный, Джон. Я всегда восторгался твоей выдержкой и твоим самообладанием. Тебе придется принять тот факт, что не всё решается нами, и попробовать с этим смириться. К сожалению, это так. Есть дороги, которые мы выбираем сами, а есть дороги, которые выбирают нас.

*

Джон брел по белому коридору клиники, пытаясь привести в порядок разбегающиеся в разные стороны мысли, но попытка была бесполезной: голова звенела то ли от пустоты, то ли от излишней заполненности. Ничего определенного не вырисовывалось — сплошной поток всё той же

отвратительной мути.

Эти два дня он злился на Шерлока так, как не злился на него ещё никогда. Они не виделись, не давали друг другу о себе знать даже короткими сообщениями. Как будто Шерлок был всё ещё мертв, и его чудесное воскрешение пригрезилось Джону в тяжелом кошмаре. Даже сейчас, после своей импровизированной горькой исповеди, Джон продолжал ощущать эту злость: самонадеянный гордец, интересно, что с тобой будет, если я больше никогда не появлюсь в нашей…

Именно в этот момент ему позвонил Шерлок.

Ноги мягко подкосились, и Джон привалился к стене, чтобы удержать равновесие и не съехать на пол, как перепуганный насмерть подросток.

— Привет, Джон.

— Привет.

— У тебя нет сегодня дежурства?

— Нет.

— Может быть, вечером заглянешь на Бейкер-стрит?

«Может быть! Может быть! Может быть! Дожить бы до этого вечера…»

— Загляну. Конечно.