Не могу молчать: Статьи о войне, насилии, любви, безверии и непротивлении злу

В этом плане Россия была намного прогрессивнее Европы. Она была такой Европой, которая возникла только во второй половине ХХ века, отказавшись от смертной казни как от устаревшего, средневекового акта возмездия за преступление.

Свидетельством тому литература.

В романе французского писателя Стендаля «Красное и черное», перевод которого на русский язык вышел в 1874 году, главный герой за покушение на убийство женщины, оставшейся после его выстрела живой, идет на гильотину и лишается головы.

В 1866 году в журнале «Русский вестник» вышел роман Федора Достоевского «Преступление и наказание». За убийство двух женщин, «старухи-процентщицы» и ее сестры, с целью ограбления Раскольников всего лишь отправляется на каторгу.

Отсюда еще и такая реакция русского общества на «столыпинские галстуки». Россия просто отвыкла от смертных казней. В России не было института профессиональных палачей, их приходилось срочно «вербовать» из случайных людей. И обществу, как и Толстому, показалось, что страна в одночасье опрокинулась в какое-то дикое Средневековье.

Для Толстого Петр Столыпин был не чужой человек. В молодости он дружил с его отцом Аркадием Столыпиным, с которым вместе служил в осажденном Севастополе во время Крымской войны (1853–1856). Так что политическое «поведение» сына его товарища было ему вдвойне возмутительно.

Всё это необходимо понимать при современной оценке статьи Толстого «Не могу молчать».

Но как мог бывший боевой офицер Толстой, прошедший Кавказскую и Крымскую войны, отрицать войну как таковую? Он что, не понимал, что войны иногда неизбежны?

Разумеется, понимал. И поражение русской армии на Дальнем Востоке его не радовало. А сдача Порт-Артура просто возмутила. «Разве в наше время так воевали?!» – воскликнул он, по воспоминаниям одного из свидетелей.

Но здесь нужно брать в расчет мировоззрение Толстого, которое складывалось у него после «духовного переворота» в конце 1870-х – начале 1880-х годов. С этого времени он последовательно становится не только писателем, но и религиозным мыслителем с крайне категорическим пониманием христианства как самого верного религиозного учения, которое выработало человечество на протяжении своего существования. Отсюда так часто в его статьях цитируются Евангелие и самый, наверное, глубокий христианский мыслитель Европы Блез Паскаль.

Война противоречит главному закону христианского учения: «не убий». Война – это очевидное зло, а мириться со злом, даже если оно вызвано необходимостью, христианин не может.

И еще нужно понять важную вещь. С детских лет Толстой был противником насилия. Любого насилия. Прежде всего – насилия над душой человека. Но и над телом – тоже.

Еще во времена детства Толстого в Ясной Поляне никогда не били детей. Эта традиция шла по линии обоих родов – отца и матери – Толстых и Волконских. Поднять руку на существо, которое не может или не имеет права защищаться, считалось в этих семьях позорным.

В повести «Детство» Толстого вы не найдете ни одного случая, чтобы ребенка телесно наказывали за какую-то провинность. Хотя сечь розгами детей было нормой в других аристократических семьях, даже царских.

В статье 1895 года под названием «Стыдно», посвященной телесным наказаниям, Толстой обращает главное внимание не на физическую, а на нравственную сторону расправы. «Высшее правительство огромного христианского государства, 19 веков после Христа, ничего не могло придумать более полезного, умного и нравственного для противодействия нарушениям законов, как то, чтобы людей, нарушавших законы, взрослых и иногда старых людей, оголять, валить на пол и бить прутьями по задницам».

Это – Толстой! Да, он категоричен. Но он прав. Человека нельзя бить, насиловать и тем более убивать, потому что он – Божье создание. А если это происходит по причинам «целесообразности», то, может, всем людям и правда пора «одуматься»?

Павел Басинский,

писатель, журналист, лауреат премии «Большая книга»

«Одумайтесь!»

I