Завтра я планирую забыть все, что случилось сегодня, и жить как раньше. Так что если он собрался добить меня, то зачем растягивать. Ведь не даром говорят, что перед смертью не надышишься. Отхожу немного в сторону чтобы пропустить его. Он неуверенно поглядывает на меня, но все же заходит в квартиру.
– И, о чем же ты хотел поговорить? – спрашиваю я, направляясь на кухню.
– Я хотел попросить прощения… но так будет лучше для тебя, для всех нас.
– Старая шарманка, – усмехаюсь я.
– Что?
– Все тоже самое ты мне говорил и в прошлый раз и позапрошлый раз. Ты все время повторяешь одно и тоже, ничего новенького не придумал?
– Я знаю, что это кажется глупым, но так оно и есть. Тебе еще рано возвращаться в Америку… время еще не пришло, сын.
– Не пришло? А когда оно придет? Никогда? Или как ты сказал девочкам: "Не знаю, возможно, никогда"?
Опьянение как рукой снимет. С каждой его новой фразой я чувствую себя трезвее и трезвее.
– Ты знал, – то ли утверждает, то ли спрашивает он.
– Да, представь себе знал, я знал это все эти пять лет. Удивлен? Но я был удивлен больше, потому что мне ты сказал, что это займет максимум год. Но если ты сбился со счету я тебе напомню, заканчивается уже пятый, как я нахожусь здесь. Пятый! – перехожу я на крик.
– Я понимаю, ты зол. Но нужно было думать, когда ты махал руками и нанес парню тяжелейшие травмы. Он два года передвигался на инвалидном кресле. Два года, Дэвид.
– Я готов был отсидеть свой срок, я знаю, что я облажался, но он это заслужил! И никто, никто меня в этом не переубедит!
Зря он завел разговор в данное русло. За пять лет я столько раз обдумывал свой поступок, но ни разу не пожалел о содеянном. Такие уроды, как он, заслуживают такого обращения к себе.
– И что бы тогда говорили о нас люди?
– Ах да, я же забыл, тебе важно, что о тебе говорят. Ну тогда я бы рассказала им всю правду, и они были бы на моей стороне.
– Ты в этом так уверен?
– Да, я в этом более чем уверен! – кричу я. – Скажи спасибо, что я вовремя остановился и не убил его. А так хотелось.
– Что за бред у тебя в голове? – вздыхает отец. – Как можно такое говорить? Мы с твоей мамой не так тебя воспитывали.
Я усмехнулся.
– О каком воспитание идет речь? Особенно с твоей стороны. Я видел тебя только по выходным, а их у тебя было сколько? Десять в год?
– Я каждый день работал чтобы ты и твои сестры ни в чем себе не отказывали!
– И я благодарен тебе за это, но я хотел бы видеть дома отца, а не деньги, – рявкаю я.
Напряжение между нами повышается и, если сейчас никто не вмешается последствия могут быть плачевными.
– И где же были твои деньги, когда я просил занять мне? Я еле концы с концами свожу здесь, я влезаю в чертовы долги, потом отдаю и снова влезаю. Я просил тебя одолжить мне и не один раз. Но что ты говорил? Тебе напомнить?
– Ты сам заварил эту кашу теперь сам ее и расхлебывай.
– Я бы давно уже это сделал, если бы ты дал мне такую возможность. Но ты связал меня по рукам и ногам, я и шага сам не могу ступить.
– У тебя полная свобода действий, – парирует он.
– Ты сейчас смеешься? О какой свободе идет речь? Четыре года назад я решил вернуться в Америку и помнишь, что ты мне сказал? А три года назад? И самое ближайшее… год назад? Помнишь?
В моей памяти прокручиваются моменты с нашими разговорами и это только подливает масло в огонь. После каждой нашей беседы я либо пил, либо бил, не людей, конечно.
– Ты постоянно шантажировал меня, самым ценным, что есть в моей дерьмовой жизни. Ты каждый раз умел ударить меня по самому больному, зная, что я сдамся. И ты называешь это свободой? Ты чертов лицемер! Я даже не удивлюсь если мама не знает об этом.
Пока я приводил свое дыхание в порядок, отец молча стоял и смотрел на меня.
– Что? Нечего сказать?
– Я уже множество раз повторял, так будет лучше для тебя.
Я громко усмехнулся.
– Мы вернулись к гребаному началу, – взмахиваю я руками.
– Дэвид, ты меня не понимаешь…
Эта фраза выводит меня из себя, и я подхожу к нему в плотную.
– Я не понимаю тебя? Это ты не понимаешь меня! Я каждое утро просыпаюсь с мыслями что меня ненавидят. Я каждую ночь засыпаю с мыслями, что когда-нибудь они поймут и простят меня. Я каждую минуту думаю о них, потому что они для меня все. Я с самого детства был рядом с ними и каждый раз защищал их от все. А теперь… теперь мне приходится защищать их от себя же, потому что один мой вид сделает им больно, а я не хочу этого. Но знаешь, в чем загвоздка? Все это делает больно и мне, меня разрывает от мысли, что теперь я буду приносить им страдания.
Я отступаю от него на шаг и стараюсь взять себя в руки.
– А ты не думал, что они забыли о тебе? Что ты им больше не нужен, и они живут нормальной жизнью, вытиснив из воспоминаний тебя?
От его фраз все внутри закипает и все попытки держать себя в руках разбиваются в дребезги.
– Не смей, не смей так говорить! – кричу я, схватив его за шею. – Ты ни черта не знаешь их, ты даже не знаешь собственную дочь!
Моя хватка становится все крепче и говоря следующие фразы я смотрю ему прямо в глаза.