(не) Мой Боно

— Я бы попросил, чтобы ты мне станцевала, но не хочу будить сына, — хрипит и как завороженный наблюдает за пояском от халата, который улетает в сторону, и за тем, как шелковая материя спадает с моих плеч. На мне одни лишь черные трусики и те — насквозь мокрые.

— Нет, Боно, — игриво закусываю губу и ласкаю свою грудь руками, — теперь танцевать мне будешь ты.

Специально дразню своего зверя, дезориентирую его, распаляю. Сексуально облизываю губы, сжимаю набухшие соски, пытаясь вести нашу игру, но быстро сбиваюсь, видя, как Рома снимает с себя черную футболку, не разрывая со мной зрительного контакта. Взгляд не отводит, плавит стальными глазами, а я чувствую, как низ живота снова предательски сводит от безупречного тела, которое вижу перед собой и рефлекторно сжимаю бедра. Рома едва заметно улыбнулся. Понял мои мысли. Для него я, как раскрытая книга.

Снова облизываю губы, завороженно следя, как Боно уже снимает джинсы и остается в одних боксерах, которые не могут скрыть его возбуждение. Это мое воплощение тестостерона, в котором хочется утонуть, попробовать его на вкус. Сойти с ума и кайфовать от своего безумия.

Жду, когда он подойдет ближе и встаю на край кровати, чтобы дотянуться до его губ. Жадно припадаю к своему змею-искусителю с поцелуями, ведя влажную тропу с губ на шею, изучая широкие плечи и спускаюсь к груди. Задерживаюсь на левой стороне, видя след от пулевого и аккуратно провожу по нему подушечками пальцев.

— Больно? — поднимаю на Рому глаза, в которых читается моя боль от того случая.

— Твои слезы больнее, Люцифер, — он не хочет об этом говорить, убирая мою руку от ранения и кладет ее пах, показывая, чтобы сжала его член пальцами и похотливо поедает меня взглядом. Ему хочется ласки, овладеть мной, а не вспоминать покалеченное прошлое. Он хочет меня и открыто об этом заявляет.

И я поддаюсь.

Опускаюсь на колени, облизываясь, как голодная кошка, стягивая с него боксеры и выпускаю наружу уже давно готовый член. Сжимаю сильнее его в руке, возбуждаясь до предела, когда вижу, как дыхание моего мужчины становится более глубоким, а взгляд — затуманенным. Я помню, как любит Боно: пожестче, наглее, глубоко и глаза в глаза, поэтому не отрываю взгляд, захватывая губами горячую головку и стараюсь вобрать в себя его член как можно глубже. Рома подался вперед бедрами, задавая ритм и глухо застонал.

Боно — моя пропасть похоти и разврата. Человек, который выключает все стоп-сигналы, заставляя отдаться целиком своим желаниям, позабыв о чувстве стыда и скованности. И сейчас я срываюсь всё глубже в наш омут страсти, дерзко лаская своего черта шаловливым язычком, оставляя на его прессе полосы от ногтей и постанываю от возбуждения. При этом не отвожу глаза, проверяя его выдержку. Надолго моего Мефистофеля не хватило в таком темпе. Он грубо оттолкнул меня от себя обратно на кровать и навис сверху, хищно вглядываясь в мое раскрасневшееся лицо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Набросился на распухшие губы с жадным поцелуем, сразу углубляя его, затем спустился ниже, сжимая ладонями упругую грудь и вбирая в рот острые соски. До боли их прикусывает, после целует, вышибая окончательно пробки. Метит, закусывая ставшую гиперчувствительной кожу, параллельно избавляя меня от последней детали одежды и нетерпеливо раздвигает коленом бедра.

Я чувствую, как он трется головкой о влажную плоть, и сама толкаюсь ему навстречу, показывая, что больше не могу ждать. И он не может больше церемониться, да и не хочет. Срывает с губ всхлип, грубо врываясь в меня и не сдерживает стон, когда я сжимаю его член эластичными стенками.

— Это подстава, Люцик, я так кончу как подросток, — шипит от того какая я тесная, растягивая меня изнутри, постепенно наращивая темп.

Соприкосновение с горячим телом обжигает, а мозг окончательно пьянеет, услышав родной запах. Мускус с цитрусами, который все эти месяцы плескался в хранилище моей памяти, манит затянуться собой, прильнуть к каменным мышцам, чтобы стать единым целым. Неосознанно впиваюсь в его спину ногтями, оставляя болезненные следы и душу в себе стоны от ритмичных толчков, боясь разбудить сына.

Мы потеряли счет времени, наслаждаясь друг другом. Забыли обо всём, мечтая о том, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Сейчас есть только он, его властный язык, который насилует мой рот, пока узел внизу живота сильнее стягивается от глубоких толчков. Есть только его руки, которые знают все эрогенные точки и умело этим пользуются. Есть только мы, остальное неважно.

Я финиширую первая, сладко застонав и заметалась на мокрой простыне, сжимая ее тонкими пальцами. Рома в последний момент успевает выйти из меня и изливается мне на живот. Пошло растирает своё семя по моей коже, метит таким образом. Снова показывает, что я принадлежу только ему.

— Безразличен, да? — щурится и наклоняется, нежно целуя в губы. Та фраза его задела.