Не мой, не твоя

— О, Мариночка, — широко улыбнулся он, — а я тебя потерял. Ты знаешь… ты же просто красавица…

Потом он поднял слегка осоловелый взгляд, увидел Тимура. Прижав руку к груди, склонил голову.

— Здрасьте, Тимур Сергеевич. Не хотите к нам присоединиться?

Тимур не снизошел ни ответить, ни даже взглянуть на него.

— До свидания, — попрощалась я за нас обоих с Виктором Ивановичем.

На проходной Тимур остановился и, пока я сдавала ключи, велел охранникам:

— Чтобы через полчаса в офисе никого не было.

— Так там же это… ваши гуляют, — не понял его охранник.

Тимур повторять и объясняться не стал. Посмотрел на охранника выразительно, и тот сразу нервно закивал:

— Хорошо, понял, Тимур Сергеевич. Сейчас всех разгоним по домам.

Что уж, мне и самой в этот момент стало не по себе. Вот чего он сейчас-то разозлился? Я даже снова назвала его на вы, когда мы вышли на крыльцо. Но он тут же напомнил:

— Мы же договорились — наедине без официоза.

— Как прикажешь, хозяин, — пошутила я.

Тимур тут же развернулся — в глазах его полыхнуло, но от недавней злости не осталось ни следа. Он криво улыбнулся.

— Ну, смотри, ты мне сейчас руки развязала.

В машине Тимур стал опять серьезен. Вёл он сосредоточенно и молча. Можно было решить, что он просто ушёл с головой в свои мысли, но я буквально кожей чувствовала, как в салоне сгустилось напряжение. Нет, он думал о нас, о том, что скоро произойдет, и его явно снедало нетерпение. Иногда он бросал на меня взгляды, которые это только подтверждали.

Меня тоже очень волновала его близость. И даже не верилось — что вот он, рядом, мой Тимур. Я словно в прошлое вернулась. Сердце в груди то и дело замирало, как бывает, когда смотришь вниз с огромной высоты, а под ребрами так сладко ныло…

— А я вчера пыталась к тебе пробиться на прием, — забросила я пробный шар.

— Не припомню.

— Так ты меня и не пустил. Причем так страшно не пустил, что мы с Ульяной на пару чуть сознание не потеряли.

Он лишь хмыкнул, потом спросил:

— Ульяна — это дура из приемной? А ты зачем приходила? По делу или так?

— По делу.

— Надо было просто войти.

— Чтобы ты меня выгнал? Или с потрохами съел?

— Тебя бы я не выгнал, — улыбнулся Тимур. — А вот насчет второго не уверен.

Потом скосил на меня взгляд.

— А дело-то срочное?

— Ну да, документ один мне надо подписать.

— До понедельника, надеюсь, терпит?

— Ну, в общем, да.

Мысль о характеристике хоть и свербела неустанно в мозгу, но ведь просто так, без лишних вопросов, он наверняка не подпишет. Тем более сейчас, когда мы наедине. Это на работе я могла сослаться на занятость. А тут придется рассказывать всё-всё, и к такому откровению я пока была не готова. А ещё до тошноты боялась его реакции. Боялась увидеть отвращение в его глазах. Только не в его! Или хотя бы только не сегодня…

— Ну и отлично, зайдешь тогда в понедельник. Я к обеду буду.

— Хорошо.

Снова воцарилось молчание, которое именно сейчас я почему-то переносила плохо. Только нервничала сильнее.

— Как твой отец поживает? — нарушила я тишину.

— Отца парализовало.

— О… извини. Инсульт?

— Нет, онкология. Сделали операцию на позвоночнике, теперь он не ходит.

— Мне очень жаль.

— Угу, мне тоже.

К Сергею Михайловичу я, понятно, никаких теплых чувств не питала, даже наоборот. Но, как ни крути, он — отец Тимура, да и просто любого было бы жаль в такой ситуации.

— А куда мы едем? — решила я уйти от тяжелой темы.

— В отель.

Это меня вдруг покоробило. Вызвало всякие нехорошие ассоциации. Даже против воли немного обидно стало. Дожилась я, что меня, как девицу легкого поведения, везут на ночь в отель.

А куда надо было? Домой к нему? А вдруг у него там и правда жена, дети…

Черт, стало ещё неприятнее, как будто я неожиданно проглотила большую льдинку с острыми, царапающими краями, и она застряла в глотке.

— Тимур, а у тебя кто-нибудь есть? — спросила я, подавив стеснение.

Такие вопросы всегда неудобно задавать, во всяком случае вот так, сразу. Боишься, что человек решит, что у тебя на него матримониальные планы.

Впрочем, Тимур не такой. Он сам бесконечно далек от всякого рода уловок, не признает окольных путей, а всё, что ему хочется знать, спрашивает в лоб. Так и в словах и вопросах других не выискивает скрытых смыслов и подтекстов. Спрашивают — отвечает, если захочет, конечно. В любом случае, терзаться подозрениями и маяться в неизвестности еще хуже. А меня этот момент тревожил, потому что, по моему глубокому убеждению, быть любовницей женатого мужчины, пусть там хоть какие чувства, — ненамного лучше той же девицы легкого поведения.

— В каком смысле? — повернулся он ко мне на секунду. — А-а, есть ли у меня жена? Нет, конечно!

Это «нет, конечно» он произнёс таким тоном, словно я спросила что-то несусветное, ещё и фыркнул. Разве что «фу» не добавил.

— Закоренелый холостяк? — поинтересовалась я, все же испытав облегчение.

— Типа того.

— А как же пресловутый стакан воды? — спросила я с иронией.

— Пфф. Ради призрачного стакана в старости портить себе жизнь?

— Да ладно. Некоторые очень даже счастливы в браке.