Не мой, не твоя

— Жаль, очень жаль. Может, тогда вам сработать на опережение? Самой рассказать вашему директору обо всем? Попросить поддержки в случае чего? А я уверен, она понадобится. Не думаю, что Тиханович послушает вашего бывшего мужа. Раз уж он решил идти до конца, то будет бить по всем фронтам. Отсекать все возможные пути…

Я чуть было не выпалила в первый момент: ни за что! Но прикусила язык. Подумав, без особого энтузиазма кивнула.

— Я попробую.

— Уверен, все получится. Главное, к заседанию все документы на руках. Если ничего неожиданного от вашего бывшего свекра не вылезет за эти три дня, у нас с вами есть все шансы.

— Думаете? Если Тиханович купил опеку, то что ему мешает купить судью?

— Бывает всякое, конечно, но что касается Елены Николаевны Сергеевой, нашей судьи, то не думаю, что она на такое пойдет. Я ее давно знаю, человек она сложный, но принципиальный, как мне кажется.

Напоследок он обронил ещё какую-то малозначительную ободряющую фразу и ушёл.

Полночи я не спала, раздумывая над словами юриста. Как пойти к Тимуру? Как рассказать о таком? Как потом увидеть в его глазах презрение, которое он уже сейчас не стеснялся вовсю демонстрировать?

Но если ему расскажет свекор, это будет ещё хуже. Господи, у меня внутри все холодело, стоило только представить, что он всё выложит Тимуру. Лучше уж и правда самой.

* * *

Никогда я так не боялась ехать на работу, как на следующий день. Это был даже не страх, а какое-то внутреннее сопротивление. Тем не менее решила: к черту гордость, пусть что хочет, то и думает, пусть унижает, раз это так тешит его раненое самолюбие, пусть мстит и считает меня кем угодно, собственно, он и так это делает, только пусть не увольняет, пусть даст шанс доработать, хотя бы пока не разрешится всё с судом.

В начале десятого я заставила себя явиться в приемную. Попросила Ульяну ему позвонить. Тимур, на удивление, принял меня сразу. Но едва зашла в кабинет, как сразу поняла, что попала я невовремя.

Он явно находился в дурном расположении духа. Это читалось во всем — в выражении лица, в движениях, в голосе. Но хуже всего был его взгляд. Черный и непросто пронзительный, а как будто выжигающий внутренности.

Когда на тебя так смотрят, внутри все каменеет. А я и без такого теплого приема отчаянно трусила ему признаваться.

— У тебя две минуты, — жёстко произнес он, когда я на негнущихся ногах подошла к его столу. Присесть он не предложил.

— Тимур… Сергеевич, — выдавила я. — Мне действительно нужна ваша помощь.

— Вот как? — выгнул он одну бровь. — А вчера что? Цену себе набивала?

Голос его звучал зло и едко. Я чуть не ляпнула в порыве: было бы перед кем… Но вовремя спохватилась. Напомнила себе: не в моем положении обижаться.

— Мне очень нужна ваша помощь, — повторила я через силу, чувствуя себя нищенкой с протянутой рукой.

С минуту он молчал, разглядывая меня уже даже не со злостью, а… действительно с презрением. И хуже ничего не придумаешь, чем стоять вот так, перед ним, и терпеть этот его уничижительный взгляд и молчание. Лучше бы злился, лучше бы ненавидел, чем вот так.

— Вы сами предлагали… сами говорили, что поможете, — напомнила я уже без всякой веры.

— Я от своих слов и не отказываюсь, — процедил он.

Тут в его кабинет заглянул Казаринов.

— Вызывали?

— Две минуты истекли, — бросил мне Тимур. — Вечером зайди.

Господи, как унизительно это у него прозвучало…

Виктор Иванович обменялся со мной теплым понимающим взглядом и еле заметно кивнул.

А через час к нам в кадры поступило новое распоряжение Тимура: подготовить приказ о сокращении Казаринова.

В первую минуту я глазам не поверила, перечитала сообщение в корпоративной почте на два раза — всё верно: уволить начальника отдела логистики Казаринова В.И. с такого-то числа…

Потом ещё какое-то время сидела в ступоре, только лицо полыхало от негодования и стыда.

Поручение свое Тимур спустил через нашего начальника, но я прекрасно понимала, что сделал он мне это назло. Намеренно, показательно. Ведь никого другого из своего списка кандидатов он не тронул, вообще про них как будто подзабыл. А стоило мне попросить за Казаринова — и вот она, его помощь во всей красе…

Господи, какой же он стал мелочный и мстительный! Словно и правда, совсем другой человек. Абсолютно. А главное, как неудобно перед Виктором Ивановичем. Получается, он меня сюда пристроил, а я его… подвела под монастырь. А ведь он совсем не при чем, он даже не в курсе, что у нас с Тимуром давние счеты. Ни за что ни про что попал под раздачу.

Чертов самодур! Злопамятный жестокий мальчишка, который никак не может перешагнуть свою обиду. Даже тогда, семь лет назад, он вел себя гораздо больше по-мужски, а сейчас… ну просто фу.

Вечером, как он и велел, я поднялась в приемную. Только сейчас я уже не тряслась от страха. Противно мне было и горько оттого, что Тимур стал таким. Да и просить его я уже ни о чем больше не собиралась. Я и вообще не пришла бы, но он сам вызвал за полчаса до конца рабочего дня.

— Что там у тебя? — спросил он мрачно, как только я вошла. — Рассказывай.

— Неважно, — ответила я.