Не мой, не твоя

— Да, мой адвокат тоже так говорит. Но я уже не могу… ещё целый месяц… я с ума сойду… я уже два месяца не видела мою девочку… не могу…

Марина вдруг разрыдалась так горько, что вся выдержка у меня полетела к чертям. Я притянул её к себе, обнял, прижал к груди.

— Тише, ну… Не плачь, я что-нибудь придумаю, обещаю…

— Я не могу уже… — повторяла она сквозь плач. — Я больше не могу так…

Глава 17

Марина

По привычке я проснулась в шесть утра, вскочила, но тут же вспомнила, что суббота. На работу идти не надо, вообще никуда не надо. Можно спать дальше. А затем вспомнилось и всё остальное: заседание суда, во время которого свекор из кожи вон лез, стараясь выставить меня чудовищной женщиной и матерью.

Ему вторили лживые тетки из опеки, на откровенный поклеп которых я должна была реагировать спокойно и выдержанно, чтобы меня не сочли психически неуравновешенной, тогда как хотелось заткнуть им рты.

Игорь тоже, хоть и нервничал, и бросал на меня виноватые взгляды, заявил, что как мать и как жена я никакая, и именно поэтому он был вынужден уйти из семьи, не вытерпел, бедный…

Завуч той гимназии, откуда меня уволили, тоже вставила свои пять копеек. И хотя судья постоянно её пресекала, призывая объективно охарактеризовать меня только как директора школы, она упорно сворачивала на моё непристойное поведение девятилетней давности, оставившее несмываемое пятно позора на всей гимназии.

Педиатр нашего участка открыто чернить меня не стала, и на том спасибо, но выступила с панегириком во славу Тихановича, мол, какой он замечательный, ответственный, заботливый и то, что Оленька поправилась вопреки неутешительным прогнозам врачей — это целиком и полностью его заслуга и ничья больше.

Правда, судья её сразу же спросила: «А где всё это время была мать девочки?».

Педиатр пожала плечами, но судья настаивала: «То есть я правильно вас поняла, мать совсем не приходила с ребенком на прием к вам или к каким-то другим врачам? Никогда не водила девочку на процедуры? И вообще абсолютно её здоровьем не занималась?».

Она беспомощно оглянулась на Тихановича, но врать судье не осмелилась.

И все равно мы с нашим единственным свидетелем защиты — Виктором Ивановичем Казариновым — смотрелись очень бледно на фоне такой мощной группы поддержки, которую собрал свекор.

После заседания Игорь поймал меня на улице. Извинялся, лопотал какие-то оправдания:

— Марин, прости, у меня не было выбора. Отец припёр. Ультиматум поставил. Ты ж его знаешь. А после того, как он на твою работу сходил, вообще взбесился. Сначала целые сутки больной лежал пластом, жаловался только, что твой босс псих бешеный, а потом…

Я просто прошла мимо него, не слушая, не подавая виду, как будто он — пустое место. Пошел он к черту!

Вообще, я знала, что всё это будет тяжело и унизительно, но не ожидала, что настолько. Как будто в грязи извалялась. Но это я бы вынесла, а вот где взять сил, чтобы вытерпеть ещё месяц?

Так, стоп, сказала я себе, почувствовав, что вновь подступают слезы. Никаких больше рыданий, от этого только хуже, а ведь надо ещё с квартирой что-то решать.

Сейчас я пока снимала комнату посуточно и активно искала достойные варианты. Собственно, хороших предложений хватало. Но ведь надо найти кого-то надежного, кто не купится на деньги Тихановича, не выселит меня под благовидным предлогом в последний момент. Только как заранее узнаешь? Та квартирная хозяйка тоже вон внушала доверие.

В любом случае нужно как-то собраться. И без того вчера полночи проревела…

А потом я припомнила, как разрыдалась перед Тимуром, и это окончательно подорвало синапсы. Какой уж тут сон?

За эту истерику было, конечно, немного неудобно, потому что он — последний человек, перед кем мне хотелось бы предстать ноющей и беспомощной. Но по большому счету это такая ерунда. Да и Тимур отнесся, вроде как, по-человечески. Даже удивительно, откуда в нем вдруг взялось сострадание. Ещё и после визита Тихановича. Хотя… действительно ли это сострадание — большой вопрос. Может, ему опять приспичило "снять напряжение" и опять лень ухаживать.

Вчера, когда я, немного успокоившись, сообразила, что он меня обнимает, да ещё и целует в макушку, ошарашенно отпрянула от него. Тимур снова потянулся ко мне, но я отступила и, кажется, попросила не трогать меня. Он предложил подвезти, ещё что-то говорил, пытался взять за руку, но я уклонялась, вырывалась и все его предложения категорически отметала.

В конце концов Тимур ушёл. Вроде даже не особо разозлился, но с ним ни в чем нельзя быть уверенной. Он ведь вечно одной рукой поддерживает, второй — бьет. Может, в понедельник он ещё припомнит мне то, что я его отвергла.

Все выходные я искала квартиру, но больше смотрела не на обстановку, а на хозяев, пытаясь понять, что за человек. Выглядела, наверное, как идиотка. Все мне казались какими-то неблагонадежными. Или это со мной уже что-то не то, и я на воду дую?

В конце концов, сняла студию у какого-то хипстера, который сообщил, что на днях улетает в Индию.

* * *