Я провожаю глазами ее удаляющуюся фигуру, пока та не скрывается из виду, борясь с желанием пойти за ней следом. Знаю, что это ни к чему — Тони в очередной раз доказала, что не нуждается ни в защите, ни в жалости. Чего стоит изумленное лицо Ким, когда она напряженно прикусывает стекло бокала.
— Тяжело ей придется с таким характером, — изрекает, после того как залпом опорожняет содержимое. — Холодная и нелюдимая. Публика таких не любит.
Мне многое хочется ей сказать: что собственная значимость не измеряется одобрением публики, и что будь я на месте Тони, то послал бы ее на хер. Но вместо этого говорю:
— Начинай готовить мифическую историю о нашем расставании, Ким. Думаю, трехмесячный фарс принес тебе достаточно пиара и теперь с этим можно завязывать.
Кимберли с силой вдавливает пальцы в стеклянную ножку, так что костяшки белеют, и лепечет:
— Сейчас не время, Финн. У меня интервью для Скай через неделю — там много вопросов о нас. Да меня туда и пригласили только из-за нашего романа. Это большой прорыв для меня, мое первое интервью для крупного издания. Прошу, не порть все.
Ее нарумяненный подбородок начинает дрожать — кажется, что она вот-вот заплачет. В этот момент мне становится искренне ее жаль. Не потому что из-за меня она может потерять желанное внимание прессы, а потому что за все время, что мы знакомы, я ни разу не видел, чтобы она была близка к слезам. Даже когда мы расставались, Кимберли повела себя как профессиональный покерист — не проронила ни единой эмоции. И вот премьерой ее слезоизъявления стал тот факт, что она не сможет навалить три короба ванильной лжи какой-то иллюстрированной газетенке.
— Две недели, Ким. — говорю твердо, чтобы она поняла, что я не шучу. Не собираюсь задерживаться тестостероновым аксессуаром ни днем дольше.
Ким элегантно шмыгает носом, и на ее лице появляется благодарная улыбка.
— Спасибо, Финн. Для меня это много значит.
Киваю и разворачиваюсь к ней спиной, высматривая Тони. Мне не требуется много времени, чтобы найти в кишащей гонором толпе ее точеный силуэт. Она стоит в компании двух напыщенных петухов, которых, судя по их похотливым взглядам, явно не интересует, как пройти в туалет.
— Возьму выпить, — бросаю через плечо в дань воспитанию и направляюсь к ним. Никто сегодня не подступится к Тони. Не пока я присутствую здесь.
Я едва успеваю преодолеть пару шагов, как один из петухов в черном галантно предлагает ей руку, и вот они вместе направляются в сторону балконной террасы, оставив второго с двумя бокалами в руке и расстроенным клювом.
Ярость ударяет по вискам красным молотом: какого черта она уединяется с незнакомцем? И это чувство, погребенное по пыльным слоем прожитых дней, возвращается вновь. Ревность. Жгучая, мучительная, раскатывающая внутренности в лепешку. Перед глазами зреет ненавистная картина, как придурок опускает руку ей на поясницу и касается своими липкими пальцами ее родинок.
Ноги сами выносят меня на балкон, где я застаю не менее неприятную зарисовку: Тони сидит в широком кресле, а петух устроился в ее ногах, жадно ловя каждое падающее из ее рта слово.
С грохотом двери две пары глаз мгновенно устремляются на меня. Во взгляде Тони мелькает смятение, которое через секунду сменяется холодностью. Во взгляде петуха я не замечаю ничего, просто потому что на него не смотрю.
— Выйди, парень. — говорю, сфокусировавшись на Тони. Мне не приходится долго размышлять над формулировкой, я просто озвучиваю свое желание.
Петух поднимается, поправляя перья смокинга, и с вызовом смотрит на меня.
— С какой стати? И вы кто такой?
— Я Финн Кейдж, если тебе это о чем-то говорит. — сообщаю, наблюдая за меняющимся выражением его лица. — Вижу, что говорит. А сейчас просто уйди отсюда. Мне нужно поговорить с девушкой.
Я прекрасно осознаю, что веду себя как законченный мудак, но сейчас мы с ним на ринге по имени Тони, и единственный способ выйти победителем — это изувечить соперника до неузнаваемости. Так чтобы носу больше не смел показать от стыда.
— Мы разговариваем… — хорохорится курообразный.
— Я разобью тебе рожу так, что в зал ты сможешь выйти, только после того как все уйдут. Последний раз тебе предлагаю: съебись отсюда.
По глазам петуха вижу, что он заключает сделку с гордостью, после чего бормочет что-то вроде «Кто-то должен быть умнее» и стремительно ретируется.
Слабак. Побоялся схлопотать в нос. Лишнее доказательство, что он недостоин ее внимания.
Как только дверь за ним захлопывается, отрезая тянущийся шлейф позора, Тони поднимается с кресла.
— Какого черта происходит? — зло щурит глаза, обхватывая себя руками. — Тебе как всегда стало скучно, и ты решил поразвлечься?
— Сомнительное развлечение наблюдать как трусливый лузер лапает твои колени. — усмехаюсь, уверенно идя ей навстречу.
С каждым моим шагом Тони вжимается в балконную перегородку, словно пытается слиться с ней в одно целое, и я замечаю, как ее шея нервно дергается.
— Так возвращайся в зал. — роняет еле слышно.