Не мой подарок (СИ)

И я киваю, опять глупо заулыбавшись. А следом встаю, утягивая его "пробовать" ту самую безмолочно-молочную кашу, та оказывается слегка съедобной, но Андрей делает вид, что это безумно вкусно. На четвёртой ложке я сдаюсь и топаю ногой:

— Ну хватит уже!

Он смеётся и убирает ложку в раковину.

— Я потом тебя научу, Маш.

— Я просто… отвлеклась!

Сдаётся:

— Хорошо, малыш, ты просто отвлеклась.

И я зачем-то делаю шаг к нему, вставая сбоку и обнимая так крепко, как только могу. Он достаёт из объятий руку и кладёт ту на мою талию.

— Всё хорошо, Маш. Да?

Тихо соглашаюсь.

— Да…

— Не бойся. Переставай бояться. Мой лимит исчерпан.

— Какой лимит? — Поднимаю к лицу своё.

— Уже обидел, больше не смогу.

И это… мило…

— Я очень злилась, если ты о своей твердолобости!

Он кривит губу в одну сторону, вздохнув.

— Трудно было бороться с таким старым, упрямым дядечкой?

— Очень! — Касаюсь губами его плеча. — Но я не обижалась… вроде. Поехали в аптеку, ладно? Или давай я сама съезжу на такси или схожу… тут недалеко!

Он вздыхает, включая воду в раковине…

— Вместе, Маш. Всё равно Ян ночью вернул машину. Роки с собой ещё возьми, она наверху уже, наверное, изревелась без тебя…

— Ой…

Хмыкает, вымыв и убрав на место ложку. И сердце ёкает, когда слышу его:

— Моя ты милая Ричи…

Нажать на сохранение

В цель.

Я смотрю, улыбаясь, как она сопротивляется собственному желанию, то и дело показывая в сторону домофонной двери. Меня, по правде, пробирает озноб, но уехать от неё вот так я не смогу. Не хочу.

С ней быть хочется. Вне зависимости от всех обстоятельств.

Роки в её руках уже начинает поскуливать, потому моя Ричи смущённо решается ещё раз…

— Андрей, — снова выдох.

— Что, малыш?

Окончательно упирается взглядом в снег под нашими ногами.

— Может, чай? — Наконец произносит.

— Я с радостью, Маш.

Тут же смотрит, чуть рассмеявшись.

— Да?

— Да.

— Ну, тогда пойдём?

Киваю, давая ей возможность открыть входную дверь. Просто следую за ней — шаг за шагом. Мы доходим до лифта. Встаём под мигающей лампочкой и вдруг переглядываемся, как школьники. И у меня что-то в груди трепещет… удивительно. Она удивительная.

Кабина подъезжает, так что я беру её за свободную руку и тяну внутрь, как только двери начинают открываться. Ричи нажимает седьмой или восьмой, я даже не разглядел. И встаёт рядышком, то и дело посматривая на меня.

— Что?

— Хотя бы лекарства выпьешь! — Показывает взглядом на кулёк из аптеки, который продолжает находиться в моей правой.

— Хо-ро-шо.

Снова улыбается, будто выиграв в джек пот, делает один маленький шажочек ко мне и вдруг встаёт на цыпочки, чуть отворачивая от нас щеночка, тут же поцеловав в щёку и отдалившись, будто ничего и не было. И сколько в жизни будет ещё этих тайных кодов? Хочется, чтобы больше… чтобы моё приложение на старости лет было настолько объёмным, насколько вообще возможно.

И если индусам платят за количество символов в коде, если Маяковскому платили за количество строк, то где та касса, принимающая все мои моральные сбережения на выходе отдающая длинную и счастливую жизнь с этой девушкой? Меня окончательно коротнуло.

Солист Bon Jovi на такое спел бы строчку из "It's My Life":

"I just want to live while I'm alive"

[Я просто хочу жить, пока жив.]

Выхожу за ней, ныряю к её двери и слушаю, что здесь жили её родители. Она выросла в этом доме. И он сразу кажется каким-то особенным, даже хочется представить, как эта маленькая Маша прибегала с продлёнки с огромным рюкзаком за спиной.

— У тебя есть фотоальбомы?

Та отдаёт мне щенка, находит ключи, открывает дверь и только после смотрит на меня…

— Есть…

— Покажешь?

Смущается, дёргает ручку.

— Хорошо, Андрей Константинович.

— Я же не приказываю.

Выглядывает из-за дверного полотна, которое я ещё не обогнул.

— Я знаю! — Улыбкой.

Захожу всё же, тут же опуская Роки на пол. Будущий большой и грозный пёс чуть прижимает уши и убегает осматриваться по прихожей. Закрываю собой прокручивающийся на два оборота замок. Снимаю обувь, пока Ричи стягивает с себя курточку, не отрываясь от моего лица. И я не знаю, что мне дороже…

— Мне нравится, как ты смотришь.

И я сказал бы ей то же самое.

— Да? И как же?

— Очень довольно.

— Это хорошо…

Уходит на кухню, мельком рассказывая:

— Там мы спим, тут едим, там ванная. Всё!

Сажусь на табуретку, смотря на её движения. Ричи, чуть волнуясь, ставит чайник. Прикусывает губу, заглянув в холодильник. Комментирует:

— Кажется, ничего съедобного…

— Ничего страшного.

— И ты всё равно не ешь… — Так, скорее напоминая самой себе, чем осуждая или пытаясь мне что-то выговорить.

— Да, Маш.

Достаёт из сушилки две кружки, в одну наливает воду. Убегает в прихожую и, погладив Роки, провожающую её своими чёрными глазками, возвращается ко мне с пакетом в руке. Тем самым, несущим в себе все блага современных фармацевтических компаний.

Немного морщусь, но всё же даю ей за собой поухаживать.

— Вот это пить пять раз в день, раз только заболел!

— Сколько?

— Андрей!