(Не) мой жених

Она столько месяцев в чужой стране, потому что в России такие операции не проводят.

И не приезжает она, потому что с ним там!

— Где вы? — спрашиваю её.

— Неважно!

— Важно! Скажи и я приеду, — настаиваю, понимая, что в этот раз не отстану. Защита и бронь в её отчуждённости дала сбой, теперь я могу пробраться и вновь оказаться в её жизни.

— Не нужно, Лев! Со мной Алекс! — протестует, испуганно проговаривая. — Больше никто не нужен. Алекс со мной и нам комфортно! Работай! Не отвлекайся! Можешь звонить и… не надо, Лев!

— Нужно! Адрес! — перебиваю её.

— Мы в Германии, — отобрав у Ани трубку, произносит Гринберг таким тоном, словно случилась катастрофа. — Я вышлю тебе адрес, а Анюте пора в палату. Врач пришёл и новость… не из приятных.

— Что? — восклицает Аня и я слышу звук бега.

— Приезжай, — проговаривает в трубку Алекс. — Ты ей сейчас нужен, — и бросает трубку, отправив с этого же номера мне название клиники Мюнхена.

Бросив все дела, мчусь в аэропорт, покупаю первый билет до Германии и уже через час вылетаю из России налегке.

Глава 43

Анна

— Что? Что с ним? — накидываюсь на врача с вопросами, представляя самое ужасное, ведь брата в палате нет, а доктор ждала меня, чтобы сообщить исходит операции. И почему мне кажется, что прогноз не утешителен.

— Операция пошла не по плану, Аннабель, — наконец заговаривает женщина. — В какой-то момент пульс Романа начал пропадать, а сердце остановилось…

— Он мёртв? — со страхом в голове прерываю её, боясь этого больше всего.

— Нет, что вы, Аннабель, — успокаивает она меня, сочувственно взяв за руку. — Нам удалось завести его сердце, и завершить операцию, но её исход теперь непредсказуем. Возможно, всё это лечение до многочисленной операции было напрасны. Но мы все знали о рисках и были готовы к ним. Сейчас состоянию здоровья вашего брата ничего не угрожает. Точный прогноз результатов операции, я смогу дать лишь, когда мы переведём его из реанимации обратно. Но… шансов мало. И вы должны быть готовы к тому, что ваш брат так и останется в коляске. Нам удалось вернуть его речь и верхнюю часть туловища. Это уже победа.

— Что дальше? — спрашиваю её. — Его скоро переведут в палату?

— Должны в скором времени. Какое-то время ваш брат пробудет в медикаментозной коме, — рассказывает мне женщина. — И ещё какое-то время в реанимации. К сожалению, вы не сможете его навещать там, Аннабель, но я готова помочь вам и могу передавать вашему брату записки. Это единственное, что я могу сделать для вас и вашего брата к нынешней ситуации.

— Спасибо, — искренне благодарю женщину. — Всё очень серьёзно? С операцией? Есть хотя бы надежда, что всё обойдётся, и он пойдёт на поправку. Встанет на ноги?

— Шанс, что он встанет на ноги один к тысяче, но он всё же есть и мы не будем отчаиваться, — одаривает меня грустной, но ободряющей улыбкой. — Мы будем бороться за него и дальше!

— Как мы можем ему помочь? Операции? Массажи? Что?

— Это будет зависить от вашего брата и его состояния. Я не могу сейчас вам ничего обещать и ничего сказать. Извините… — произносит и вздохнув, разворачивается, чтобы уйти.

— То есть шанс есть? — задаю вопрос, схватив её за руку. — Хотя бы какой-то?

— Да, есть. Но он ничтожен.

— И он наш! Я знаю и верю в своего брата! Он сможет ходить!

— Аннабель, мне нравится ваш настрой. Со своей стороны, я тоже обещаю помощь во всём. Я тоже верю в вашего брата. Он уже добился многого в его непростом положении. Поверьте, не у всех получается шевелить пальцами даже через год, а у нас прогресс уже через полгода. Он упорный, а вы для него хорошая поддержка! Вы справитесь!

Лев

Три часа полёта, и я в Мюнхене. Со всех ног лечу в нужную клинику. Впервые сам и без охраны. Артём долго настаивал на том, чтобы отложить полёт и полететь позже, когда будут места не только для меня, но и для моей охраны или, по крайней мере, его самого, но билет был всего один и тот в эконом классе, но я не принц, чтобы брезговать этим. И все же орущие на соседнем сидении дети исстрачивали остатки моих нерв.

На входе в клинику меня встречает Алекс и, отдав мне второй халат, указывает правильное направление по пути к Анне и другу, которого я считал мёртвым и в воскрешение, которого до сих пор не могу поверить.

— Это правда? Он жив? — спрашиваю Гринберга, по пути надевая халат.

— Да. Мой отец помог ему, — отвечает, серьёзно глядя перед собой, то и дело здороваясь с кем-то из медперсонала.

— Твой отец? При чём здесь он? — непонимающе интересуюсь.

— Долгая история, — бросает недовольно. — Беги к Ане. Она уже не плачет, но её потряхивает.

— Что случилось? — задаю вопрос, заходя первым в лифт.

— Операция прошла не очень удачно. Шансы на выздоровления резко упали вниз.

— Объяснишь?

— Что здесь объяснять? — раздражённо восклицает и выходит на четвёртом этаже вместе со мной. — Аня долгое время боролась за состояние брата и всё это время была с ним. Верила, что он встанет на ноги, но… ничего не получилось. Она расстроена, хоть и пытается казаться сильной и продолжает верить, — мы останавливаемся к одной из палат. — Она там. Иди. Я подожду здесь.