(Не) моя свадьба

По приезде в квартиру, Баграт попытался как–то наладить общение с Миланой. Но она не пошла на контакт. Он показал ей место, где им надлежало жить. Рассчитывал хоть на какие–то добрые слова, ведь здорово постарался, чтобы оборудовать для сына детскую. Но ничего доброго он от нее не дождался, впрочем, как и от сына.

Милана вообще почти ни слова не проронила за все те часы, что провела в его доме.

Он заказал в ресторане ужин, расстарался по полной программе. И рыбу выбрал, и мясо, разные салаты – практически на любой вкус. Но она его просто проигнорировала. Сварила молочную кашу, ее и ела.

Сыну тоже сварила какую–то коричневую муть, обозвала это гречневой кашей, хотя по мнению Баграта, это ничего общего с обычной гречкой не имело. А Пашка лопал за обе щеки и просил еще, как будто в жизни ничего вкуснее не пробовал. Любитель гречки, будь она неладна.

Однако совместный прием пищи был далеко не самым худшим моментом сегодняшнего вечера. В остальное время Милана с Пашей вообще вели себя с ним ужасно.

Баграт попросил, чтобы Милана показала, как надо играть с ребенком, а она вместо детальной инструкции молча посадила перед ним Пашку и сказала:

– Играй…

Вот только, когда он приблизился к малышу, тот истошно заорал, расплакался, пришлось вернуть матери.

Вот такая реакция на отца. Видно, Пашка еще не простил его за то, что забрал его у матери. И от этого Баграт чувствовал себя гаже некуда.

Вроде все вышло, как он хотел, а толку пока ноль.

Однако сам факт того, что Милана с Пашей под его крышей, отчего–то был Баграту приятен. Сыну место рядом с отцом. А его мать? Пусть тоже будет тут.

«Ничего, завтра дела пойдут лучше», – убеждал он себя.

Где–то слышал, что дети долго зла не помнят. Сын постепенно к нему проникнется.

А Милана к завтрашнему дню успокоится, поймет, что вчера перегнула палку, и начнет худо–бедно общаться с Багратом.

Глава 16. Второй день в его квартире.

Милана проснулась резко, неожиданно. В уши врезался Пашкин недовольный писк – самый действенный будильник на свете.

Она приподняла голову, но не дернулась телом – привычка, выработанная месяцами засыпания вместе с сыном. Он продолжал лежать на ней, чуть повернул голову, устраиваясь удобнее. Вроде бы спал, но продолжал пищать даже сквозь дрему. С ним такое бывало уже не раз – с тех самых пор, как десны покраснели и набухли, предвещая рост первых зубов.

Она огляделась и даже спросонья не поняла, где находится. Огромный мягкий диван был явно чужим, поскольку сильно превышал в размерах тот, что стоял в ее гостиной.

И тут воспоминания навалились разом.

Она же теперь узница замка Ив!

Пусть камера ее удобна, но суть дела от этого не менялась.

И тюремщик у нее имелся строгий… Хоть сейчас его в комнате не видно.

Милана заметила на своих ногах покрывало, которого не было, когда она засыпала. Баграт укрыл, что ли? И свет приглушил.

Паша снова завозился, захныкал громче. Милана поднялась, понимая, что сон окончен. Часы показывали час ночи, и без того ребенок долго проспал.

Она понесла сына в спальню, покормила, сменила подгузник, посадила на большую кровать.

– Пашенька, давай еще немножко поспим? – ласково обратилась к сыну.

Тот посмотрел на нее с недовольством, глаза его мгновенно увлажнились.

– Что, десенки болят, да?

Малыш скривил губы и издал первый хнык, намекая, что готов разреветься в полную силу. И началась обычная ночная свистопляска, к которой Милана успела давно привыкнуть, но от этого легче не стало.

Помазать десны обезболивающим гелем, дать холодный грызунок. Дать второй грызунок, поскольку первый не понравился и был отброшен. Найти любимую соску, поиграть, еще раз переодеть и так по кругу.

Через час Паша начал клевать носом. Милана напоила его и попыталась укачать.

Но мамины руки ночью малыша не устраивали. Он хотел в свои качели, где обычно засыпал в такое позднее время. А качелей–то в квартире ее тюремщика и не нашлось.

Баграт купил для детской много разного: резную белую кроватку, комод с пеленальным столиком, кучу совершенно не подходящих Паше по возрасту игрушек, даже огромную плюшевую гориллу, которая важно восседала в углу комнаты. А вот про качели не подумал.

Она пыталась положить сына в кровать и качать так, но он зарыдал, потянул к ней руки и посмотрел так жалобно, будто она как минимум бросила его насовсем.

Пришлось Милане воспользоваться старинным способом – ходить с ним по комнате и укачивать. Так она успокаивала его раньше, когда он был совсем малюткой. Но с тех пор прошло несколько месяцев, малыш успел подрасти и теперь весил значительно больше.

О, как же ей хотелось ворваться в спальню к Баграту, вручить ему сына и сказать: «Хотел нянчиться, так нянчись! Чего дрыхнешь, скотина такая?»

Возможно, она так и сделала бы, наплевав на собственные принципы и нежелание просить у него помощи. Но Паша вчера наглядно показал, что Баграт ему не нравится. Стоило ему приблизиться к сыну, как тот заходился плачем. Толку с его помощи не будет, еще больше расстроит ребенка.

К трем часам Паша успокоился, уснул.