Не молчи

Это утро было особенно ярким, мама крутилась у зеркала, прикладывая к себе платья.

– мама, ты уходишь?

Отрешенно спросила я, перелистывая страницы книги.

– Я же говорила, у тети Зули сын женится.

Я замерла.

– Какой сын?

– Ну, этот, крупный. Как его? Анвар, кажется.

Ноги стали ватными, а руки тяжело опустились, выпустив книгу мне, прямо на ноги. Кажется, в этот момент, я забыла, как дышать.

Все остальные эмоции и весь этот день, словно вырезали из памяти. Казалось, было так больно, что сознание просто умерло и воскресло к вечеру.

Услышав шум и сигналы машин во дворе, я спешно спустилась вниз. Мне хотелось увидеть его, взглянуть в его глаза. Как? Как он приведет в дом, где лишил меня жизни ту, с кем проведет каждый свой день? Его дети будут бегать по полу, на котором он меня поил, чтобы изнасиловать.

Я презираю, ненавижу себя за эти мысли, но где-то, в самом темном уголке моей души, куда изредка падает свет отчаяния и горечи, я понимаю, что желала того, чтобы он осознал, какую допустил ошибку, я до самого последнего дня ждала, что он попросит прощения. Что он придет ко мне и будет слезно просить прощения, говорить о том, как сильно сожалеет, как …любит меня и…действительно хочет, чтобы я стала его женой. До того самого момента, пока я не увидела его счастливое глаза, восторженно глядевшие на красавицу в белоснежном платье я ждала…

Я не умерла, не задохнулась в собственном горе, но мечтала заснуть, а открыв глаза чувствовать запах сырой земли и то, как укладывают цветы, двумя метрами выше меня.

Диана

Помню, как шла, спотыкаясь о собственные ноги, падала, а затем, находя, неизвестно где силы, поднималась. Песок был невероятно тяжелым, а кроссовок, кое-как оставшийся на левой ноге, тащил камнем вниз. Даже не знаю, чего я не сняла его, будто он помогал чем или грел. Уже не помню, как долго я шла, давясь болью, но совершенно неожиданно тело стало нестерпимо тяжелым, и я упала без сил. Попытка встать ни к чему не привела, сил оказалось слишком мало, хватило только на то, чтобы сесть на колени. Ну и ничтожество же я…

Какой красивый рассвет. Всегда мечтала встретить рассвет на берегу моря, но мама никогда не разрешала выходить из дома так поздно. Ну вот, мечта сбылась! Я, на еще холодном песке, вот море, а вот багрово-красное небо, которое вот-вот озарит гигантский желтый шар. Смотри же! Смотри, как мир рождает новый день! Смотри, жизнь закончилась только для тебя. Для остального мира она продолжается. Рассвет так же прекрасен, даже, твое несчастье, твое горе, твоя боль не оскорбят его.

Я не плакала, слез больше не было, я сидела на коленях и глухо выла. От боли, от отчаяния, от беспомощности. Выла, как загнанный зверек, была загнанным зверьком. Выла, пока в горле окончательно не пересохло и голос не охрип. А потом меня поглотила тьма. Казалось, я куда-то падаю.

Пробудил взволнованный женский голос:

–Девушка! Девушка! Вы в порядке? С вами все хорошо?

Крик чаек заглушал нетерпеливое

– Да, оставь да, Мадин, бухая она, видно же

– Какая бухая? Посмотри, нормально одета, девочка еще. Мало ли что стало с ней. Надо скорую вызвать.

Сознание отказывалось возвращаться в реальность, то ли, из-за ужаса этой реальности, то ли, от полного отсутствия на то сил.

Сложно сказать сколько я проспала. Пришла в себя уже в больнице.

Рядом сидела медсестра.

– Так, девочка, ну что, проснулась? Ну? Что у тебя произошло?

Если скажу, что поначалу и сама- то не понимала, что происходит, где я и что там делаю- это будет чистой правдой.

Зато, минутой позже острая боль внизу живота прекрасно освежила память. Однако, разговорчивее я не стала. Последнее, что я бы сейчас хотела делать- вспоминать все и рассказывать о случившемся абсолютно незнакомому человеку. Единственным выходом из ситуации я увидела решение отвернуться к стене и уйти под одеяло с головой.

– Хорошо. Но адрес свой скажи или контакты близких, родных. Они наверно волнуются.

– Не. Не волнуются. Позвольте, я немного полежу и пойду.

– Куда домой? Это тебе не гостиница, куда пришла, отдохнула и ушла. Сейчас придут милиционеры, им расскажешь, что случилось.

Недовольно проворчала медсестра и спешно вышла из палаты.

Милиция? При чем тут милиция? Может быть, они уже все узнали?

Папа меня убьет. В голове пульсировало. Я пошатываясь встала с кровати и только сейчас заметила, что была не одна. В палате было еще 3 девушки.

– Пришла в себя? Что с тобой было?

Спросила та, что лежала в дальнем углу.

– Ничего. А зачем нужна милиция?

– Ну, они обязаны сообщать. Тебя вроде нашли без сознания где-то. Вдруг на тебя напали.

Значит, они ничего не знают. Хорошо. Тогда надо думать, как отсюда уйти поскорей, чтобы все не дошло до домашних.

Я обдумывала план побега и, видимо, так погрузилась в мысли, что не слышала, как медсестра вошла в палату и обратилась ко мне, вернулась в реальность я, когда ее терпение уже кончилось

– Ты что, глухая? Говорю тебе, ложись, пока не подойдёт доктор! Ходите тут, травмируете себя, а мы потом виноваты!

– Я хочу в туалет.

Неуверенно, надеясь, что она мне поверит, сказала я.

– И что? Мне на горшок тебя посадить?