Мы с друганами потекли вместе с шумной, веселой толпой, перекидывая друг другу соломенную дуру и прихлебывая из кувшина. Ярмарка на сегодня уже сворачивалась, начиналось гулянье. То здесь то там слышалась музыка, из-за чего все двигались немного пританцовывая. Прямо на мостовой стояли столы, там угощались и угощали прохожих. Девки, нарядные и распаренные от вина, целовали прохожих просто так, невзначай, или хватали за руку и увлекали в пляс.
Девки гуляли стайками, и в какой-то момент мы попали в центр такого поющего и пляшущего вихря. От пестрящих юбок, полыхающих щек, рыжих кос и угарно-пряного духа Громик вконец одурел и орал в самую гущу девиц:
- Я хочу вас все-ех! Все-ех!
Он беспомощно загребал огромными лапами. Девчонки завертелись вокруг - взметнулись косы, ленты, рассыпался мелкой монетой бубен - и порскнули в разные стороны.
- Куда?! Э!
- Надо было хватать какую-нибудь одну! - хохотали мы. Я швырнул девкам вдогонку Милашку: авось, какой платье сгодится, да и надоело ее таскать.
Пора уже было куда-то притулиться. Мы внаглую подсели за стол к какой-то незнакомой компании - искать свободный не хотелось, да нынче и везде битком.
Упреждая возражения, сразу заказали выпивки на всех, а я гаркнул:
- Споем, други?
И завел лихую рийскую песенку про то, как моряк и русалка поспорили, кто из них искуснее в любви. Певец из меня никакой, но так выходит даже уржачней. Сюжет всем известен, а рийский мат в переводе не нуждается, так что народ охотно взялся подпевать, и дело пошло.
***
Ночь была упоительна, густа. Задор иссяк, хотелось просто лечь на волнорез и слушать. Гул моря, грохот запоздалой погрузки в порту, скрип талей, обрывки музыки. Праздничный гам сюда почти не долетал. От камней шел запах запекшихся водорослей, от причала несло дегтем и тухлятиной, зато от воды пахло чем-то невероятно сладким, цветами. Мне было томно, пьяно и прекрасно.
- Беска, эй! Ты заснул там?
- Понюхай, чем вода пахнет.
- Понюхай, чем мои штаны пахнут.
- Ты примитивное существо, Гром.
- Чего?
- Дурак ты.
- Сам дурак! Парни, скиньте этого черта в воду, а то он заборзел совсем!
- Ладно, ладно. Встаю.
Мы приблизились к очередному кабаку.
- На посошок и по домам, ага?
- Ну, давай...
- Тогда горского, - это я сказал, - дюжьлетнего. Я угощаю.
Все повалились, утомленные, и тут Гром опять завел на любимую тему:
- Беска, ну вот скажи, чего сделать, чтоб девчонка в тебя втрескалась, как кошка?
На юбках у него прям пунктик, ага.
- Говорить, какая она обалденно красивая, - отвечал я.
- А если она страшная?
- Тогда - тем более. Ей этого сроду никто не говорил.
- Э! - вмешался Дылда. - Страшная-то тебе зачем?
- Ага, как твоя Юту.
- Эта мымра - запретная тема, - отрезал Дылда.
Состоявшаяся пару лет назад помолвка с Юту Торрилун, дочкой судьи (соседи наши, кстати, и девка действительно не ахти) сулила Дылде многие выгоды, но не прельщала его совершенно. Меж тем сроки поджимали, родня оказывала на Дылду давление.
- А ты ее трахай с закрытыми глазами.
- С закрытыми глазами я и тебя трахну, балда! Но всю жизнь-то так не проходишь. А эта селедка будет меня утром целовать своими тощими губами, вырядится в какие-нибудь кружева, выползет со мной обедать, потом еще прицепится: где ты был, куда ходил? Хоть из дома беги...
- Ну, и в нелюбимой жене есть своя прелесть, - размышлял я. - Тебе ведь будет ее не жаль...
- В ухо съездить, - подхватил Гром.
- Ага, чтобы она своей родне нажаловалась.
- А ты скажи, что из ревности, - предложил я. - И потом, зачем в ухо? Раз муж, ты ж в своем праве, э? Вот и кувыркай ее, как захочешь: хошь любя, а хошь... с дуринкой. Привязать ее, там...
- Хы-гы! - восхитился Гром.
Смешно: сын шлюхи, а такая тютя. Но Дылда все испортил:
- Чего ты его слушаешь, трепача? Он даже ту тирийку, учителку свою, ни разу не оприходовал.
- Это у которой дядька - князев псарь?
- Ну.
- Ничего так пуся.
- От неё собаками воняет, - фыркнул я. - И вообще я вековухами не увлекаюсь.
- Ага, особенно такими гладкими-сладкими. Куглопопочками.
- Да ему Арта Медник наваляет, если сунется, - ввинтил Ватрушка.
- Вот пусть Арта с ней и любится, - я гордо задрал нос. - Северянки ж холодные, как рыбины, а я люблю, чтоб девка с огоньком. Как Тайса, э?
- Ну-у, Тайса! - заквакали все.
Громик аж всхрапнул. Недавно я его угостил на свои, так он аж влюбился. Что и говорить, хороша девка, поистине "огонь чресел". За что и берет втрое дороже обычной дамы и вдюжину против портовой шалавы. Впрочем, как метко выразился один риец, за "просто дать" и платить не стоит.
Разговор перетек на знаменитые рийские бордели, и все опять стало хорошо.
***
Неплотно прикрытая дверь выпускала тонкий клин света. Вместо чувства уюта этот светлячок вызывал тревогу. Я крался очень тихо, но бате нынче не спалось.
- Тауо-Рийя.
Проклятье. Я бочком протиснулся в дверь кабинета. Догорающая свеча озаряла угол стола, связку ключей и тяжелую руку с массивными перстнями.
- Ну? И об чем мы давеча говорили?
Я молчал. Если раскрою рот, начну оправдываться.
- И чего мы давеча обещали?
- Я не пьян. То есть, я не... я вполне себе соображаю.