Сарада вышла из лаборатории и заперла за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Она больше не могла видеть этих несчастных людей, лишенных памяти, и осуждающие взгляды тех, до кого очередь еще не дошла.
Скользнув рукой под челку, Сарада накрыла ладонью свой лоб. Ладонь нагревалась. Лоб отдавал в руку ритмичной пульсацией и охлаждался.
Сарада вновь и вновь задавала себе все те же вопросы. Почему она здесь? Зачем она это делает? Кто…
Кто она?
Цепь воспоминаний разматывалась к истокам, воскрешая малознакомых и почти чужих уже людей, которые когда-то называли себя Учихой Сарадой.
Все завертелось… Мамина смерть, папина черствость. Слезы и шаринган. Холодное каменное изваяние, растянувшее рот в ехидной беззубой улыбке до самых ушей.
Соглашаясь на предложение божества, Сарада еще не знала, что станет делать, не представляла… На это не было времени. Она цеплялась за призрачный шанс спасти маму от гибели, до конца не осознавая, какую огромную ответственность принимает на свои плечи. Думала, что разберется по ходу, но все, что виделось ей простым в виде идей и приблизительных планов, оказалось практически невыполнимым в реальности.
Прошлое было слишком настоящим. В нем вмещалось так много всего: людей, информации, чужих амбиций, мотивов, исканий… Неосторожный шаг, и свалишься в океан боли, утонешь в нем с головой. А утонув, вновь проснешься, но с каждым пробуждением будешь терять частички прошлой себя.
Спасти маму…
А ведь единственное, что она все-таки смогла сделать, это предупредить Наруто…
Наруто. Не Нанадайме. Теперь ты для меня Наруто.
Сарада перекатывала родное имя в памяти, и от воспоминаний о недоступной отныне любви становилось тепло и больно одновременно.
О
Сердце закололо. Сарада зарылась пальцами в волосы.
Боги, что я творю?
Спасти маму… Если бы это было так просто! Сарада давно ломала над этим голову и пришла к выводу, что лучше всего было ей попасть в день накануне маминой миссии и помешать ей пойти на задание. Но билета в недавнее прошлое у божества не было.
Отсюда я не могу ничего изменить. Точнее… я могу изменить слишком многое…
Все мало-мальски логичные планы смывало неопределенностью. Сараду подхватило потоком истории, и она плыла по течению, подчиняясь велениям сердца, а будущее стремительно менялось с каждой секундой.
Той миссии может не быть, меня может не быть. Наруто может не стать Нанадайме. Все пойдет не так… Даже Четвертая Мировая Война. Теперь надо спасать не маму. Надо спасать всех…
Сарада зажмурилась и стукнулась затылком о дверь.
Сдерживать напор сомнений и вопросов, на которые не было ответа, как правило, удавалось, но это не могло продолжаться бесконечно. Периодически защитные заслоны психики прорывало, и Сарада начинала снова сходить с ума.
Нужно было развеяться. Переключиться на что-то другое. Срочно.
Интересно, чем занят папа?
****
В зале было мрачно и сыро, но Саске не обращал внимания. На столбах висели мишени. Еще несколько целей он спрятал в слепой зоне за стендом. Расположение мишеней было точно таким же, как в леске на территории кланового квартала когда-то давно во время тренировки с Итачи, которую стоило бы стереть из памяти и позабыть навсегда, но она почему-то не забывалась. Как Саске ни сопротивлялся воспоминаниям, они все равно накрывали его с головой, и колонны оборачивались стволами деревьев, стенд — замшелым валуном, грунтовый пол — травой, а он сам…
…Он сам расставил мишени. Спрятал их в листве на деревьях и одну за камнем, а потом укрылся за толстым стволом от греха подальше. Саске честно сделал все, чтобы старший брат не сумел поразить ни одной цели, но для Итачи не было ничего невозможного — в цель угодили все кунаи. Старший брат творил чудеса, а Саске восхищался им и всячески подражал, мечтал когда-нибудь стать таким же…
Он стиснул зубы до боли в челюсти. Подражал… Все еще подражал.
Свежая роща снова обернулась сырым подвалом, деревья — столбами.
Он никогда не любил меня. Просто играл роль, а я, дурак, верил…
Ему было больно и обидно. От злости мир стал четким — это ожил шаринган. Ненависть питала его. Не так давно Саске спускал на шаринган всю чакру и мигом выдыхался, но в последнее время обращаться с додзюцу стало в разы проще. Итачи был прав. Ему действительно не хватало ненависти. Ненависть была топливом.
Восприятие шарингана сливало неподвижную массу в фон. Без фокуса и напряжения он сохранял привычные глазу краски, но стоило сосредоточиться на чакре или движении, и гамма цветов менялась: фон казался багровым, а чакра выделялась прозрачно-белым светом, время от времени наливаясь голубым оттенком.
Чакра скрывалась за столбом.
Сарада.