Не надо, папа!

Вначале отец и мать. Теперь сестра… Почему это происходит со мной?

Саске заметил кончик хвоста белого змея, все еще лежащий в комнате. Хвост не шевелился. Все уже закончилось.

Он опоздал.

Глава 118. Кто вы?

118

Змей ударился в барьер и отлетел обратно к стене. И лишь в тот момент, когда вспыхнувшие жадностью оливковые глаза вдруг уставились на нее, припавшую к дверной раме, Сарада поняла, что попала. Она слишком поздно осознала, что совершила ошибку. Спешно попятилась, путаясь в ногах, которые внезапно стали очень уж непослушными, наверное, от газа, но змей оказался быстрее. Выбрасывая впереди себя ленты белых змей, Орочимару устремился к ней, а в мыслях Сарады промелькнуло лишь несколько дурацких идей.

Вот почему обряду переселения нельзя сопротивляться. Газ.

Эту идею сменила другая.

Я погибну как Шисуи-сан. Он тоже погиб от яда. И его тоже отравил охотник за шаринганом.

Третья.

Орочимару побрезговал мной ради Саске, а в итоге все равно выбрал меня. Какая ирония.

И наконец последняя.

Ему достанется Мангеке.

От последней мысли Сараду будто ошпарило. Перед глазами мелькнула зубастая пасть с раздвоенным змеиным языком, и коридор вокруг растворился.

Сарада очутилась в каком-то странном месте. Чем-то оно напоминало мозги (их она видела немало, вскрывая на операциях Орочимару черепные коробки подопытных), тело Араши, братца Сасаме-чан, и одновременно технику извращенца Джирайи — ту самую, которой он пытался поймать Итачи и Кисаме в коридоре гостиницы — пищевод жабы…

Розовая масса под ногами шевелилась с чавкающими звуками. Спереди сформировался холм и вдруг заговорил сладко-сиплым голосом Орочимару:

— Это измерение существует только внутри меня. Место, где проводится ритуал перерождения.

Из розовой массы появилось его белое лицо с золотыми глазами.

— Приступим, пожалуй.

Ложноножка псевдомозгов обвила язычком ногу Сарады, и ступня в босоножке утонула в розовой массе. Из плеча пробился розовый червяк. Такой же червяк выглянул из груди.

Липкая субстанция, пронизанная сосудами, подступала сзади, обволакивала и растворяла в себе тело, накрывала с головой. Липла к лицу.

Рядом вырастали новые бугорки, в которых застыли полупереваренные люди — чужие сознания, поглощенные Орочимару.

Сейчас было самое время паниковать, но Сарада не паниковала — злилась.

Она коротко взглянула на холмик плоти, из которого выглядывала физиономия змеиного саннина, и холм пронзило ржавыми металлическими клиньями. Гендзюцу.

— Сила этих глаз… невероятна, — прохрипел Орочимару, вытянув до упора свой длиннющий язык.

Он утекал из кольев, приближаясь к ней сантиметр за сантиметром. Колья остались позади.

Выскользнул.

— Эти глаза… Станут моими!

— Тебе же больше нравились глаза Саске?

Ей очень хотелось поправить очки, но руки утонули в липкой горячей массе, которая жарко пульсировала, сливаясь с ее телом.

— Я передумал, — лицо Орочимару расплылось в хищной улыбке. — Твои тоже подойдут. Твои глаза…

Мои глаза…

Ложноножка холмика Орочимару коснулась холмика Сарады. Голова закружилась. Сараде показалось, что она падает. Она моргнула и увидела, что по холмику Орочимару расползается черный узор фуиндзюцу.

Одна из папиных ловушек.

Фуиндзюцу разъедало розовую массу. Та пузырилась и плавилась, растекалась. Орочимару отпрянул, но контакт не разорвал. С ложноножки опадали сгустки розовой плоти. Прорываясь сквозь ментальную блокаду, Орочимару продолжал надвигаться и сливаться с ее холмиком.

Сарада понимала, что в любой момент может использовать «хаос», но не решалась. До последнего не решалась, потому что здесь, в этом измерении, «хаос» мог подействовать и на нее. Как знать?

Все-таки придется. «Хаос» — сильнейшее гендзюцу, которое… Стоп. Нет!

Она плотно сжала губы и пустила чакру на глаза.

Холмик Орочимару остановился. Его узкие зрачки всего в каком-то десятке сантиметров от ее носа сузились и неожиданно расширились.

— Мангеке Шаринган… — прошептал он с восторгом и опаской одновременно.

Все существо Орочимару потянулось к ней с удвоенной силой. Из его холмика выросли новые ложноножки и влились в плоть, обернувшую Сараду. Изо рта бледнолицей физиономии, вросшей в розовую массу, потекла слюна. Сарада поморщилась. Такие проявления подробностей физиологии Орочимару в непосредственной близости от себя она терпела с нескрываемым отвращением.

В сосудах измерения текла энергия. Сарада ощущала ее как свою собственную, и пульсация энергии в розовой массе синхронизировалась с ритмом крови в ее теле.

Из горячей пульсации рождался голос Шисуи:

«…поэтому я предложил назвать технику твоего Мангеке «Канрен». Связь, единение с предметом, которого касается взгляд...»