Не надо, папа!

Сарада, приоткрыв один глаз, проследила как спина отца с гербом на белой рубашке мелькнула в щели двери и скрылась.

Все-таки я понимаю, почему ты полюбила его, мама. Папа… я никак не могу понять его до конца, но таких, как он, больше нет. Он особенный.

****

Сарада проспала весь день, но посреди ночи сон как рукой сняло. Головная боль тоже прошла. Сарада приподнялась на кровати и осмотрелась. Сквозь незашторенное окно в комнату проникал лунный свет. Саске ночевать не вернулся.

Чем он только занимается?

Сарада размяла спину и конечности, прошлась по номеру и села на подоконник. Улица была пуста. Только в конце, виляя вялыми зигзагами, перемещалось несколько теней — пьяная компания. Немного погодя тени скрылись за поворотом.

Сарада прижалась лбом к холодному стеклу.

Суйгецу раз десять за их путешествие приставал к Саске с вопросами «а что же будет, когда все соберутся», но Сараде и так было понятно, что будет.

Что будет… Папа пойдет мстить. Вот что будет.

И, удивительно, от этой мысли в душе не просыпалась тревога. Казалось бы, решающий бой с Итачи, дело всей жизни Саске, к которому он так тщательно готовился, был все ближе и ближе, и Сарада была в курсе, насколько силен ее странный дядя. Более того, она как никто другой знала, что обычный шаринган беспомощен против Мангеке, особенно для человека, который не знает всех его секретов.

Саске явно рисковал, и рисковал очень сильно. За все эти годы он успел убедить ее, что Итачи — зло, которое необходимо уничтожить, и вопросы Сарады о сомнительных поступках дяди сами собой находили объяснение: то объяснение, которое казалось логичным Саске.

Помогал не потому, что заботится, а потому что выращивал себе достойного соперника. Никакой тайной нежности. Только расчет. А значит, когда придет время решающего боя, папа может погибнуть.

Но Сараде почему-то было спокойно. Как бы двусмысленно ни выглядели поступки дяди, как бы рационально ни звучали доводы отца, но всякий раз на ум приходили последние слова Шисуи:

«Итачи никогда не причинит вред Саске. Как бы это ни выглядело со стороны».

Шисуи был не таким, как Итачи и Саске. Последние, как правило, редко делились своими мыслями и чувствами с окружающими, мало с кем общались и вроде бы не испытывали от этого особого неудобства. Своей прямолинейностью и откровенностью Шисуи больше походил на Нанадайме, и если бы его слова об Итачи не имели никакого смысла, он бы их не сказал, да еще и в последние минуты своей жизни.

Сарада присела на колени на деревянный пол, прикусила палец и призвала Дрошу. Ворон с хлопком появился рядом с ней на полу, сверкнул красным глазом с черным узором в виде четырехконечного сюрикена.

Давно она не призывала посланника Шисуи. Очень давно. Боялась. В убежище Орочимару кругом были глаза и уши, а последний подарок Шисуи был слишком огромной драгоценностью, чтобы о нем пронюхал ненасытный саннин, но сейчас было самое подходящее время проверить, цел ли питомец.

В голове сверкнула мысль, что Орочимару все еще не погиб окончательно, но Сарада ее с негодованием отмела.

Он проиграл. Запечатан внутри меня. Я не позволю ему вырваться. Да и голова прошла…

Дроша резко склонял голову то на правый бок, то на левый. Скакал по полу. Нервничал. Его давно не призывали. Хозяин куда-то пропал. Верная птичка переживала.

Сарада осторожно поймала его и взяла на руки. Дроша затрепыхался, пытаясь вырваться, но понемногу успокоился.

— Тише, тише… — приговаривала Сарада, поглаживая птицу и глядя в глаз с вечно активированным Мангеке.

Как будто глаз Шисуи мог ответить за Шисуи, что значили его слова об Итачи.

Так или иначе, Сарада приходила к тому же, с чего когда-то началось ее путешествие к убежищу Орочимару. Тогда перед ней стоял выбор: отыскать дядю или найти отца, и она выбрала второй вариант, а первый как-то поблек за годы. Но теперь первый вариант вновь обретал актуальность, и актуальность эта была тем сильнее, чем ближе Саске подбирался к тому, чтобы воплотить в жизнь свою месть.

— Так! — каркнул Дроша. — Так-так!

Сарада со вздохом развеяла призыв.

Глаз Шисуи — не Шисуи. Глаз Шисуи не ответит.

Саске вернулся на следующий день ближе к вечеру. Сарада встретила его, уперев руки в бока, и заявила:

— Мне нужно поговорить с ним.

— С Суйгецу? — спросил Саске, вскинув бровь.

— Нет.

Отец помрачнел.

— Зачем?

— У меня есть к нему вопросы.

— У меня тоже. Скажи мне. Я передам.

— Личные вопросы.

Саске, не говоря ни слова, прожигал ее взглядом.

— Если ты против, то отправляйся за Джуго. Я ухожу из твоей команды. Разыщу Итачи самостоятельно и спрошу.

— Он убьет тебя.

— Не думаю.

— Ладно. Поговоришь, — внезапно согласился Саске и пожал плечами.

Сарада не ожидала. Глядя на то, как помрачнел отец, думала, придется долго спорить и доказывать свою потребность разговора с Итачи. Уже даже размышляла, что станет делать, отколовшись от коллектива, который собирал ее родитель. Но Саске согласился. Это было подозрительно и радостно одновременно.

— Что Суйгецу? — спросила она, нервно поправляя очки.

— Идет с нами.