Клип снимать надо было – а денег на него не было. И вот Новый год, снимается «Голубой огонек», потом мы ловим машину, останавливается какая-то иномарка. Ну и по дороге мы с Марком обсуждаем: вот, мол, все говорят, что получился хит, нужен клип, где найти денег, как что-то придумать. И тут водитель этой иномарки, молодой парень, говорит: «А сколько денег-то?» Я сумму точную не помню, но она была приличная по тем временам. Мы ему ее назвали. Он ответил: «Хорошо, дам вам эти деньги, запишите мои координаты, номер телефона, приедете ко мне на фирму, я вам выпишу чек». Мы сидим, глазами хлопаем, не можем поверить. Такой был новогодний подарок, прямо от Деда Мороза. Парень этот оказался президентом очень крупной компании и действительно выписал чек.
Когда я пришла на съемки, мне сообщили, что сейчас приедет молодой человек, он будет играть мальчика, вы будете изображать любовь и так далее. Мол, модель, парень симпатичный, подружитесь. И приехал Кирилл Андреев. Никаких «Иванушек» тогда, разумеется, еще не было. Я его даже разглядеть не успела, сразу же пошла съемка: так, быстренько переодеваемся, изображаем любовь, вы сидите в кафе, еще что-то. А мы еле знакомы, видели друг друга 15 минут! И артистизм Кирилла меня потряс. Он сразу же включился в роль – и я за ним. И все, кто были на площадке, были потрясены тем, насколько искренне были сыграны эти чувства, насколько точно было изображено прощание с любимым человеком. Все смотрели на нас и плакали. А мы с Кириллом подружились и после съемок продолжали общаться.
Мой временный уход из музыки был связан исключительно с рождением детей. У меня их четверо – так что зря я времени не теряла, да еще и параллельно песни писала. Но у меня по-прежнему сохранилось очень хорошее отношение к шоу-бизнесу 1990-х. И я понимаю, откуда берется ностальгия. Технический уровень, безусловно, вырос – крутые студии, все дела, – но энергетически идет большая потеря. Музыка и артисты тех лет – они больше прокачивали. Не хватает душевного тепла, любви. Музыка 1990-х была просто добрее.
1994
Из людей, исполнявших песни композитора Игоря Крутого, можно составить город – но песен, которые останутся в золотом фонде местной поп-музыки, он написал не так много. Одна из них – созданная в соавторстве с Игорем Николаевым «Третье сентября», которая в конце 2000-х обрела новую славу благодаря интернет-культуре.
Поначалу может показаться странным, что душераздирающая баллада от имени покинутого мужчины досталась Михаилу Шуфутинскому, бывшему худруку ансамбля «Лейся, песня», который в 1981 году уехал в Америку и там превратился в одну из главных звезд эмигрантского шансона (среди песен, соседствовавших в репертуаре певца с «Третьим сентября» в середине 1990-х, – «Киса-Киса», «Поворую-перестану» и «Дядя Боря»). С другой стороны, именно здесь классическая ресторанная эстетика достигает своей высшей трагической точки: это надрыв, это медленный танец, это день, когда горят костры рябин, это звук позднего Леонарда Коэна, привитый к русской застольной тоске. К теории о том, что популяризация песни была связана с попыткой стереть из коллективной памяти дату штурма школы в Беслане, вряд ли стоит относиться серьезно, но факт есть факт: национальный день мема приходится на дату главной трагедии в современной истории России – это тоже, конечно, очень по-нашему.
Михаил Шуфутинский
певец
Незадолго до выхода песни «Третье сентября» вы вернулись из эмиграции в Россию – и я хотел начать наш разговор с вашей жизни там и ваших впечатлений от того, что было здесь.
О жизни там можно написать несколько книг. Что касается моих впечатлений о России, то России тогда не было, был Советский Союз.
Вы уехали из Советского Союза, вернулись в новую Россию.
Нет, я вернулся в Советский Союз. В 1990-е годы это был Советский Союз. Самый натуральный – с КГБ, с армией, с военными, идущими по улицам тоннами. То есть еще не было России. Она была номинально, но это все равно был Советский Союз.
От чего вы уезжали в 1980-е?