Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021

Я был артистом, которого в 1990-е пиратили больше всех. Это официальное заключение просто-напросто. И это дело органов внутренних дел, поскольку это бьет по экономике страны. Я заканчивал университет коммерции и писал дипломную работу о несовершенстве нашего законодательства в области авторских прав, именно шоу-бизнеса. Прошло практически 20 лет, а проблемы остались те же. В шоу-бизнесе и по сей день существует монополия в определенных отраслях – куда смотрит антимонопольный комитет? Сегодняшняя деятельность РАО – вообще отдельный вопрос. И от меня, да и от других артистов, тут ничего не зависит. Это должно на государственном уровне решаться.[40] Кто-то говорит, что благодаря пиратству музыка лучше распространялась. Мне что, надо сказать спасибо пиратам за то, что они сделали меня популярным? Ни за что. Люди фактически залезали мне в карман. Это белые воротнички от преступного мира. В подвальных помещениях штампуют тысячами в сутки диски и кассеты. Это преступники – как к ним еще можно относиться?!

Интервью: Григорий Пророков (2011)

Владимир Матецкий

композитор

С Юрой Айзеншписом я был знаком еще с конца 1960-х, до его посадки в тюрьму.[41] Он занимался группой «Сокол» и был серьезным меломаном – собирал фирменные диски. И кстати говоря, любил пройтись по улице Горького – так раньше называлась Тверская – с пачкой самых модных пластинок под мышкой. Стоили они тогда целое состояние!

Я пришел в композиторы из рок-музыки: с 1970 года играл на бас-гитаре в очень популярной московской рок-группе «Удачное приобретение». Мы исполняли много фирменного репертуара, но и свои песни делали. Начинал я, как и многие, с песен на английском языке. А потом уже появились и песни на русском. Некоторые из них до сих пор лежат нереализованными – наверное, ждут своего часа. О выгоде в начале никто не думал. Но в конце 1970-х – начале 1980-х, когда у меня стали выходить песни, я уже знал про Всесоюзное агентство по авторским правам и авторские гонорары. Да и друзья старшие – например, тот же Юрий Антонов – делились информацией. Интересно, что в те годы был момент, когда успешные авторы получали гораздо больше денег, чем успешные исполнители: у авторов был гонорар, он ничем не ограничивался, а у исполнителей были ставки, выше которых нельзя было прыгнуть. Но потом все резко изменилось – не в пользу авторов.

Моим первым хитом стала «Лаванда», написанная с моим постоянным на тот момент соавтором – поэтом Михаилом Шабровым. Песня эта в исполнении Софии Ротару и Яака Йоалы появилась в новогодней телевизионной программе, в «Голубом огоньке», и буквально сразу понравилась слушателям: ее подхватило радио, заиграли в ресторанах. С нее началось мое долгое сотрудничество с Соней Ротару: появились такие песни, как «Луна-луна», «Было, но прошло», «Хуторянка», «Только этого мало»…

В 1983 году мы сидели с Юрой Чернавским у него на квартире на «Бауманской» и «рубили фишку»: придумывали всякие прикольные идеи для песен и музыкальные эскизы. В итоге появился на свет альбом «Банановые острова», но основная заслуга тут Юрина: он все пел, все записывал на студии, все монтировал. Идею песни «Мальчик Бананан» подсказал бас-гитарист Сергей Рыжов – его уже нет в живых, к сожалению, как и [Павла] Слободкина, на студии которого альбом живьем писался. Мы эту идею с Чернавским развили, и получилась песня. Она и правда стала заметной: наверное, заслуга дискотек в этом была. Ну и студии звукозаписи, которые были разбросаны по всему СССР, тоже явно приложили руку к раскрутке. В фильме «Асса» песня тоже прозвучала – но никакого разрешения [режиссеру фильма Сергею] Соловьеву ни я, ни Чернавский не давали.

Когда Айзеншпис вышел из тюрьмы, мы снова встретились, стали общаться. Юра тогда работал с Цоем и группой «Кино», много для них сделал. Однажды он позвонил мне и попросил посмотреть нового парня, с которым случайно познакомился на улице. Это был Влад Сташевский, совсем молодой. Мы попели с ним под гитару, посмотрели диапазон его голоса. Потом собрались в студии, начали делать пробные записи, подбирали удобные тональности. Стали шаг за шагом искать вокальную «фишку» – и она появилась: у Влада был интересный баритональный тембр, довольно глубокий. Да, он не пел высоких нот, не был вокалистом-виртуозом, но ему это и не было нужно – у него был свой тембр. Плюс очень эффектная внешность, просто модельная – а это очень важно для эстрадного артиста, тут все понятно.