Это сугубо мое личное мнение, но думаю, что человек, который совсем не пьет, почти всегда с гнильцой. Это гниль либо от какой-то незримой болезни, либо гниль тоже невидимая, но еще более опасная, гниль душевная. Многие из тех, кто отказываются от алкоголя, просто боятся, что в состоянии алкогольной расслабленности не смогут себя контролировать, и эта гниль вырвется наружу, а окружающие увидят нечто такое, чего бы им лучше никогда не видеть. Вот по Гартману сразу видно — приличный человек, может перепить капитана дальнего плавания. Когда я во время пьянки на корабле вернулся из гальюна, где провел полчаса, не меньше, оказалось, что первый помощник уже ушел спать к себе в каюту, а капитан, уставившись остекленевшими глазами на экран небольшого телевизора, висевшего на стене, не реагировал на внешние раздражители. Юрий Иосифович добродушно похлопал отрубившегося морского волка по плечу и озорно подмигнул мне:
— Мы выиграли, два — один в нашу пользу.
Я так понял, что «один» — это я, и не стал спорить. Я и сам успел немного вздремнуть во время отлучки. Интересно, сколько времени меня не было.
На правах победителя Гартман достал из коробки пару запечатанных бутылок «Абсолюта» и сунул под мышку.
— Пойдемте, юноша, пора баиньки. Завтра мы будем в Гондурасе.
— В Гонду’русе, Юрий Иосифович, — поправил я профессора.
— Точно, в Гонду’русе, — согласился Гартман, — Гондурас — это то место, откуда мы приехали.
Держась за перегородки, мы, слегка покачиваясь, медленно шли к своей каюте. У двери профессор замер, о чем-то напряженно задумался.
— Старпом в отключке, капитан ничего не соображает, а корабль идет. Удивительно, юноша!
— Ничего удивительного, Юрий Иосифович, так принято. — Я мягко, но настойчиво пытался пропихнуть профессорскую тушу в каюту.
— Где принято? Кем? — изумился Гартман.
— Да везде принято, везде. Давайте спать уже, Юрий Иосифович.
— Везде… Это ужасно. — Профессор горько вздохнул.
Он захрапел раньше, чем его голова коснулась подушки.
Утром я проснулся от стука гигантского дятла, пытавшегося клювом проломить мне череп. Как только я открыл глаза, глупая птица мгновенно исчезла, однако стук не прекратился. Дверь сотрясалась от могучих ударов. Поскольку обнаружилась явная мистическая связь между входной дверью и моей головой, ибо с каждым ударом по створке моя бедная голова болела все сильнее, я поспешно отодвинул задвижку. В полумраке тамбура белел могучий торс профессора с накинутым на плечи розовым банным полотенцем. Прочими предметами гардероба Гартман не посчитал нужным воспользоваться в принципе.
— Сегодня что, день нудиста? — хмуро поинтересовался я.
— Сегодня наш первый рабочий день на острове, юноша, — громогласно известил меня руководитель экспедиции.
— Не вижу повода для столь бурного проявления восторга.
— Выпейте анальгинчику и откройте окно, мой юный друг. Вы поймете, что сегодня уникальный день.
— Как-то неохота поворачиваться к вам спиной, — протянул я с сомнением, но все же рискнул.
Когда я отодвинул жалюзи, то понял, что профессор был прав. День был уникальный. Это был тот редкий день, когда над Гонду’русом светило солнце.
Глава 3
В зале совета было немноголюдно. Готфрид призвал к себе только самых доверенных людей. Как это часто бывает, самые доверенные отнюдь не были самыми сообразительными, а конунгу, как никогда, был нужен толковый совет. Несколько сидящих вокруг каменного стола бородачей угрюмо смотрели куда-то в пол, время от времени вздохами выражая напряженную работу ума.
Ситуацию спасла присутствующая в зале Фрея, дочь Готфрида.
— На острове не так много мечей. Оружие на руках есть только у стражников, все прочее хранится под замком в оружейной. Надо собрать всю стражу и проверить меч у каждого воина. Затем надо осмотреть все мечи, хранящиеся в оружейной.
— Фрея, неужели ты думаешь, что тот, кто убил Алрика, так и ходит с окровавленным мечом в ножнах? — фыркнул Торбьорн. — Он уже давно вычистил оружие, на клинке не осталось и следа.
— Замечательно, — так же фыркнула в ответ дочь вождя, — мы узнаем, кто сегодня с утра начистил свой меч, и поинтересуемся, с чего бы такое рвение. Насколько я знаю, Торбьорн, твои богатыри не надраивают оружие ежедневно.
Торбьорн хмыкнул.
— Кроме того, отец, надо, чтобы было объявлено, что я буду проверять все мечи с помощью специального средства, которое позволяет увидеть даже смытую кровь.
— А оно у нас есть, доченька? — озадаченно уточнил Готфрид.
— Не важно, — отрезала Фрея, — пусть объявят, что я взяла его у людей, приплывших с Большой земли. Главное, чтобы в это поверили.
— Зачем нам обещать то, чего мы сделать не сможем? — продолжал недоумевать конунг.
— Затем, отец, что наказание за утерю меча, гораздо мягче, чем за убийство. В любом случае ты можешь быть уверен, что среди предъявленного тебе оружия не будет того клинка, которым отсекли голову несчастному Алрику.
— Алрик сам виноват, он слишком много болтал глупостей, — угрюмо пробурчал Готфрид.