О судьбе Фреи мне долгое время ничего не удавалось узнать, американцы на контакт не шли, а нашему Министерству иностранных дел не было до нее никакого дела. В конце концов, отчаявшись, я решился позвонить двоюродному брату отца. Прямого номера у меня не было, а у отца я спрашивать не стал, зная, что он будет возражать против такого звонка. Дозвонившись до приемной, я объяснил, кто я, и оставил свой телефон. Изъяснялся я весьма сбивчиво и был вовсе не уверен, что мне перезвонят. К моему удивлению, номер приемной высветился на экране моего мобильного всего через пару часов. Я принял звонок и услышал вежливый голос секретаря.
— Добрый день. Вы обращались в приемную Фролова Петра Михайловича. Вы готовы сейчас разговаривать?
Растерявшись, я кивнул телефонной трубке.
— Соединяю. — Секретарь верно истолковала мое молчание.
— Привет, Эдик, — услышал я в телефоне бодрый голос дяди, — у тебя проблемы?
— Здравствуйте, Петр Михайлович! — Мы давно не общались, и произнести «дядя Петя» я не решился. — У меня проблемы. Можно нам встретиться?
— А чего бы и нет? Приезжай, поужинаем вместе. Расскажешь о своей жизни, я кое-что слышал краем уха, но думаю, тебе будет чем поделиться.
— Так я не в столице, — пробормотал я, не ожидая такой благожелательности.
— И что? — удивился Петр Михайлович. — «Сапсаны» отменили? К вечеру жду, приедешь, позвони на этот номер.
— Я понял. Я приеду. — Я нажал отбой и зажмурился.
Где-то внутри меня сквозь каменную глыбу отчаяния пробился маленький, чуть приметный росток и выпустил свой первый зеленый листик. Надежда вновь вернулась ко мне. Надежда на встречу с Фреей.