Не наше дело

— А ты шустрый, святоша, — оскалился Свен, — кто бы мог подумать, что ты на такое способен. А я вот лук нашел, — он положил стрелу на тетиву, — это не ты, Альбер его бросил?

Архивариус лишь продолжал скулить, не оставляя попыток вытащить из тела стрелу.

— Так это ты, Ладвик? — Фрея была готова броситься на Хранителя, не обращая внимания на выставленный им клинок. — Это ты все устроил?

— У вашей семьи сегодня прямо день озарений, — Ладвик медленно отступал, стараясь встать так, чтобы Альбер оказался между ним и Свеном, — только поздно, Фрея, слишком поздно. Ты слышишь эти хлопки? Это оружие чужеземцев убивает наших воинов. А значит, и чужакам пощады не будет. Вы уже ничего не измените.

— Смотря в чем. — Свен быстро натянул лук и пустил стрелу.

Раздался еще один крик. Верховный хранитель упал на колени. Стрела, вошедшая ему в живот, пробила тело насквозь.

— Он прав, Фрея, — Свен подобрал кинжал Альбера, — наших воинов уже не остановить. Слуга божий обхитрил всех.

— Он должен ответить за смерть отца, — Фрея с ненавистью смотрела на скорчившегося Хранителя, — он и его проклятый прислужник.

— Хорошо, Фрея, — вздохнул Свен, — они ответят. Может быть, тебе не стоит на это смотреть?

— Нет, Свен, — Фрея величественно опустилась в соседнее кресло рядом с мёртвым отцом, — я думаю, что стоит. И знаешь, еще что?

Свен вопросительно взглянул на нее.

— Не торопись.

— Он очнулся, — услышал я чей-то радостный возглас.

Сам я не был в этом вполне уверен, но раз так утверждали, то стоило попытаться открыть глаза. Веки были тяжелые и открываться упорно не хотели. В конце концов мне удалось сделать это, но я тут же зажмурился. Яркий свет лампы бил мне прямо в глаза.

— Джейсон, выключите верхний свет, он его слепит. — Теперь голос был уже не столь радостным, зато более настойчивым.

Я вновь открыл глаза. Теперь мне ничто не мешало осмотреться. Помещение напоминало больничную палату. Белые стены, стол из нержавейки, нависающая над головой капельница, сидящий рядом со мной на стуле человек в белом халате. Еще один человек в халате стоял у двери.

— Где я? — Пересохший язык вяло ворочался во рту. — Пить дайте.

Сидящий на стуле мужчина доброжелательно улыбнулся и поднес мне ко рту бутылку с водой. Я сделал несколько глотков и теперь был точно уверен, что очнулся.

— Вы на борту эсминца «Митчел», шестой флот Соединенных Штатов Америки. Я судовой врач Андрю Миллер.

— Эдди, — представился я в ответ. — А где остальные? Много человек спаслось?

Улыбка исчезла с лица доктора, он обернулся к человеку, которого до этого называл Джейсон. Тот оттолкнулся плечом от стены, на которую опирался, и пошел ближе.

— Это офицер Джейсон Стюарт, старший помощник капитана. Вам надо поговорить с ним, Эдди. Вам многое надо рассказать ему, и многое надо узнать самому.

— Скажите мне, сколько еще человек спаслось. — Я попытался приподняться, но острая боль в голове вернула меня обратно.

Мужчины обменялись многозначительными взглядами, Джейсон кивнул врачу.

— Вы один, Эдди. Вы единственный, кого мы обнаружили в живых из всего персонала базы.

То ли в море, то ли в моей голове неожиданно начался шторм. Кровать резко качнуло, и я понял, что падаю, падение было стремительным и совсем недолгим. А завершилось оно, как и положено любому падению, ударом, от которого и без того мое неокрепшее сознание вновь перепугано покинуло перевязанную бинтами черепную коробку.

Лишь спустя сутки я смогу выслушать рассказ Стюарта. Американский эсминец вошел в островную бухту ранним утром. Крыша исследовательской базы в это время еще дымилась. Пары выстрелов из носового орудия хватило для того, чтобы обратить островитян в паническое бегство. Сошедший на берег десант обнаружил, что из сорока двух человек, живших и работавших на Гонду’русе, лишь мое тело подавало слабые признаки жизни. Все остальные, включая женщин, были либо изрублены мечами, либо утыканы стрелами. В живых не осталось никого. Никогда больше не сможет флиртовать красотка Жаклин Беар, не будет ревновать ее муж Фредерик, а Берит Берг никогда не придет в тренажерный зал. И больше никогда не улыбнется мне своей добродушной снисходительной улыбкой профессор Гартман.

Все они останутся лишь приходящими ко мне по ночам воспоминаниями, от которых меня еще долго будут мучить тяжелые головные боли, которые останутся со мной надолго, после того как заживут остальные полученные мною на острове раны. Сырые питерские туманы будут навевать мне мысли о том месте, на котором я испытал нечеловеческий ужас, об острове, на котором я впервые почувствовал настоящую любовь. О Гонду’русе.

Значительно позже, уже вернувшись в Питер, я узнаю о том, что «в связи с необходимостью расследования проявленной нечеловеческой жестокости и массовой гибели иностранных граждан» Соединенные Штаты установили на острове временную военную администрацию, а комендантом острова назначен бывший заместитель директора тюрьмы Гуантанамо.