Не наше дело

— Вы что, Зиверсу и про Фрею разболтали? — возмутился я.

— Угомонись, ничего я ему не разболтал, — успокоил меня профессор, — меня же в плечо ранили, а не в голову. Еще соображаю пока.

— Раз вы такой сообразительный, поразмыслите вот над чем. С чего мы все взяли, что стрелу пустил именно абориген?

— А кто? — вяло спросил Юрий Иосифович. — Амуру я уже вряд ли интересен.

— На базе ведь тоже есть луки. Я, когда видел выезжавших с вами охотников, думал, у них в чехлах ружья. Только вчера вечером Матиас сказал мне, что ружей ни у кого нет, а вот луками они пользуются для охоты.

— Пользуются, — согласился Гартман, — кстати, с нами ездил один из этих немцев-охранников, не помню его имя, так вот про него говорили, что он даже выступал на какой-то олимпиаде за сборную.

— Теперь понимаете?

— Что я должен понять? — По голосу было ясно, что Гартман уже устал. — Что в нас стрелял кто-то из сотрудников базы? Я в это не верю. Или ты и здесь успел чью-то жену охмурить? Если это так, Эдик, я тебя сам прибью. Только позже, когда силы будут.

— Поберегите силы, они вам могут на что другое понадобиться, — я не собирался сдаваться, — вспомните Дитриха. Он явно был ранен, а Зиверс что-то скрывает. Кстати, я спросил сейчас доктора, Дитрих по поводу раны к нему не обращался.

— Господи, как ты мне надоел, — пробормотал Юрий Иосифович, — при чем тут, вообще, Дитрих?

— А при том, что на острове был ранен только один человек. Один из тех, кто напал на этого бедолагу Алрика. Местные ведь промеж себя так никого и не нашли, хотя Готфрид всех заставил раздеться, весь остров.

— Кроме нас, — голос Гартмана был еле слышен, — но для чего это все? Дай воды.

Я поднес ему к губам бутылочку с водой. Профессор сделал два небольших глотка и устало откинулся на подушку.

— И как только я узнал про Дитриха, да еще дал понять это Зиверсу, так сразу прилетела эта стрела. Странные совпадения.

Гартман ничего мне не ответил. Он вновь закрыл глаза, и понять, спит он или еще нет, было невозможно.

— Я пойду, Юрий Иосифович. Вы тут держитесь. Будут вам днем мандарины.

Осторожно ступая, я направился к двери.

— Эдик, — тихий голос долетел до меня, когда я уже коснулся дверной ручки, — скажи, из лука стреляют на летней или на зимней Олимпиаде?

— Конечно, на летней. — Вопрос Гартмана показался мне странным.

— Идиоты, — Гартман вновь приоткрыл глаза, — могли бы выступать и там, и там, в два раза больше призовых было бы. Какая разница, в какое время года из лука стрелять?

Сорок человек, и я в том числе, без дела слонялись по базе. Посидев немного перед экраном телевизора, я узнал, что за вчерашний день в мире ничего особенного не произошло. Американцы готовились завтра отметить очередной День независимости, возможно, поэтому они взяли небольшой тайм-аут в своих непрекращающихся попытках что-то улучшить в этом мире по своему усмотрению. Без их участия и остальные страны нашей планеты прожили вчерашний день относительно спокойно.

Я вышел в коридор и нос к носу столкнулся с Ларсеном.

— Доброе утро, Эдди. Как настроение? — Ларсен протянул мне руку.

— Здравствуйте, Матиас. Все нормально, голова только разболелась. — Я пожал его руку.

— Вы вчера перенервничали, организм еще не пришел в себя. Вам надо как следует отдохнуть.

— Спасибо, Матиас, — я вяло улыбнулся, — наверное, мне в самом деле лучше прилечь. Заняться все равно нечем.

— Вот и правильно, — обрадовался добродушный швед, — отдыхайте, Эдди.

Я вернулся в наш с Гартманом отсек, запер дверь на ключ и приступил к отдыху.

К моему счастью, здание базы строили не убежденные сталинисты, а прагматики из Евросоюза. Потолки были совсем невысокие и от нижнего края окна до земли, на мой взгляд, было не более четырех-пяти метров. Я открыл окно и забрался на подоконник. Отчего-то мне стало страшно. Утром, перед завтраком, я смотрел вниз, и земля мне казалась гораздо ближе. Может, за это время базу немного поддомкратили? Так или иначе, прыгнуть я не мог, тело отказывалось сделать последний рывок, а мозг услужливо подбрасывал неизвестно откуда знакомые мне термины, такие, как сотрясение мозга и компрессионный перелом позвоночника. Окончательно убедившись в том, что я трус, я соскочил на пол и закрыл окно.