- Эй! - немедленно воскликнула адептка красного факультета, проследив за взглядом своего товарища, нет-нет, но залипающем в декольте Светловой, - это нельзя, это нарушение, как можно в таком ходить!
Словно бык на красную тряпку, Эма набросилась на Анюру, перечисляя все, по её мнению, смертные грехи совершённые Светловой:
- Распутство, безнравственность, попрание устоев!
- Тише, тише, притормози, подруга, - осадил я девчонку, вставая между ней и слегка растерявшейся Светловой, - если самой нечего показать, так сиди молча, а я, в эти сиськи, - я ткнул большим пальцем себе за спину, - вложил слишком много денег, чтобы прятать их под одеждой.
Эма сначала побледнела, затем покраснела до самых кончиков волос, но только набрала полную грудь воздуха, чтобы высказать мне всё, что думает, как я, с лёгкой улыбкой, добавил:
- И да, я гетеросексуальный, цисгендерный, мизогинный, шовинистичный белый мужчина, исповедующий патриархат. Слава Хью Хефнеру.
Горшковская подружка замерла, молча разевая рот, затем смертельно побледнела, хватаясь за горло, засипела, словно разом потеряла способность дышать, глазами по полтиннику глядя на меня.
Всё, она мне была больше не противник. Теперь ход был за Гаврилой, который, по моему разумению, должен был вступиться за одногруппницу, тем самым зародив конфликт между нами. Но его, неожиданно, обогнал мой старый знакомец Такаюки. Вот только начал он не с того. Вместо того, чтобы накинуться на меня, он тоже сконцентрировался на моей невесте.
- Как ты могла! - упрёк в его голосе по отношению к Анюре был упрёком как минимум законного мужа, не меньше, - лечь под нож, дать себя изуродовать, свою естественную красоту, в угоду этому ублюдку?!
- Хм, - я повернулся к Светловой, что сама начала потихоньку краснеть, - а по моему весьма симпатично получилось.
На самом деле лишний объём не самой большой груди Анюры добавлял искусно скрытый пушап, делая визуально ту на два размера больше. Но знать этого Иванову не стоило.
- Мудак! - бросил мне в лицо оскорбление парень, - думаешь, раз помолвлен с нею, так можешь делать с её грудью что хочешь?
Гаврила немедленно уставился на своего товарища, опять произнёсшего двусмысленность с эротическим подтекстом. Правда, сам Такаюки её вновь не увидел, оставив Светлову краснеть ещё больше, а меня саркастически хмыкать.
- Не только с грудью, - лениво произнёс я, демонстративно подув на ногти левой руки, - добавь сюда гиалуронку в губы и ботокс в лоб. Ну а в планах ещё, ягодичные импланты и гименопластика, конечно же. Не люблю себе ни в чём отказывать, а традиции аристократов, понимаешь, требуют чтобы жена была девственницей.
От последней фразы, произнесённой с ленцой, Иванов буквально позеленел.
- Вы, уже… - его глаза стали наливаться кровью.
Я почти видел, как лицо Такаюки вытягивается в бычью морду, а на голову выползают рога. Ещё чуть-чуть и он попытается меня забодать.
- Конечно уже, каждую ночь. А как же. Исполняю свой будущий супружеский долг. Я же аристократ. Впрочем, вам простолюдинам не понять. Поэтому адьёс, амиго, а нам пора.
И я пошёл дальше по коридору, задрав подбородок и саркастически улыбаясь. Единственное, жаль было уходить не растормошив сам объект воздействия - Горшкова, но задерживаться дольше было нерационально, я уже слышал зубовный скрежет Иванова и его нетерпеливо бьющее в пол копыто. Впрочем, начало было положено. А там, не пройдёт и недели, как Гаврила будет меня ненавидеть, не хуже Такаюки-куна и Эмы-тян.
Глава 20
- Зачем ты так? - устало спросила Анюра, стоило нам остаться вдвоём.
Мы были в моей комнате, нам никто не мешал и девушка тут же принялась снимать с себя всю мишуру. Позвенела небрежно брошенная звеньями золотая цепь, следом за ней на стол брякнулись серьги и фальшивый пирсинг. Кокошник полетел на кровать, а за ним и узорчатые сапожки. Распустив тугую косу, Светлова тряхнула головой и вздохнула, глядя в пространств перед собой.
- Ты про все те выдуманные пластические операции, на которые я якобы потратился? - уточнил я, разуваясь сам и тоже избавляясь от тяжёлых украшений.
Не то чтобы они сильно мешали, носил и потяжелей, но я чётко разделял себя настоящего и играемую мною роль, и слишком в неё вживаться не видел смысла.
- Нет, - каким-то усталым голосом произнесла Анюра, - про то, что ты… мы…
- Занимались сексом?
- Да, - она чуть покраснела, затем посмотрела своими большими голубыми глазами, в которых плескалась какая-то обида, - зачем ты это сказал? Они теперь будут воспринимать меня как…
- Как жертву беспринципного, наглого, самолюблённого и развращённого аристократа, - перебил я её, спокойно смотря в ответ, - поверь мне, тебя скорее пожалеют, чем осудят.
- Ты это сказал…
- Да, - я кивнул, - только лишь ради того, чтобы казаться ещё большим злодеем.
Девушка помолчала, вновь опустив взор. Я заметил, как её пальцы чуть нервно сжимают и теребят ткань сарафана.
- Не беспокойся, - вновь произнёс я, - я и не думал с тобой спать, и уж тем более тебя принуждать к такому.