( Не ) настоящая жена для магната (СИ)

Сколько ни старалась, так и не смогла избавиться от гнетущего чувства вины. Она распускалась во мне ядовитым цветком, травила своим ароматом и убивала изнутри. Медленно. Жестоко и изощренно… Чем больше погружалась в болото лжи, тем хуже мне становилось. А когда смотрела Артему в глаза, когда видела его искреннее участие, чувствовала его украдкие взгляды, когда он думал, что я этого не вижу… Боже, мне хотелось провалиться сквозь землю; раствориться. Только бы не участвовать в этом фарсе, не врать и не притворяться.

Отойдя подальше от шумной толпы, прислонилась спиной к стволу старинного векового дуба. Закрыла глаза и попыталась выровнять сбившееся дыхание. Мысленно, уже в тысячный раз за ночь, велела себе успокоиться и не паниковать. Если не справлюсь с эмоции, выдам себя с головой. И что тогда? Как я объясню все это Артему? Что скажу родителям?

— Мариш? — Тихий до болезненного родной голос совсем близко заставил меня распахнуть глаза и встретиться с бледно-голубыми глазами напротив.

Бабушка стояла рядом, скрестив на груди руки, и осматривала меня, словно видела впервые. От ее ласкового «зайчонок» на глаза навернулись слезы, сердце сжалось, задрожало.

Как же хорошо было в детстве! Легко и беззаботно… правильно что ли. И мы тогда все были настоящими. Собой были. Открытыми и честными. А теперь…

— От кого прячешься, зайчонок?

— Что… нет, — пролепетала я, смахивая невидимые пылинки с шелкового подола платья. — Я не прячусь, просто устала немного…

— Врешь, — бабушка нахмурилась и посмотрела на меня строго, совсем как в далекие детские годы. — Причем, врешь ты не мне, Марина, а себе… Себе врешь! Да так неумело, так глупо… Зачем? Какой в этом смысл, девочка? Ради чего?

Ее слова ранили, проходились по телу острыми шипами. Вот только боль от них отрезаляла, пробуждала усыпленную смелость и будто второе дыхание открывала. Меня словно ударили куда-то в солнечное сплетение и после катастрофической нехватки воздуха вдруг резко захотелось дышать. Глубоко. Полной грудью. И я увидела себя со стороны. Окинула взглядом свою жалкую, разбитую в прах, фигурку, скривилась.

«Неужели, это я? — спросила себя удивленно. — Когда это я успела стать такой?»

— Это бессмысленно, родная. Нет ничего ужаснее, чем врать самой себе. Он ведь тебе нравится. Так? Мне-то ты можешь сказать правду.

— Бабушка… — сипло выдавила я, чувствуя что вот-вот расплачусь.

— В этом мире есть только две вещи, ради которых стоит бороться, — сказала бабушка, накрыв мои сплетенные руки теплой ладонью. — И любовь — одна из них. Я же виу, какими глазами ты на него смотришь. И как он смотрит на тебя…

— Нет, — в отчаянии мотнула головой. — Он смотрит не на меня, забыла? Меня нет. Есть только Маша…

— Глупая! Ты, правда, ничего не понимаешь? Маша была там, в Москве. Но даже тогда Артем не был так увлечен, как сейчас. Ему понравилась именно ты, девочка. Ты! И чем раньше ты расскажешь всю правду, тем лучше. Отношения нельзя начинать со лжи, милая. Расскажи ему правду. Пусть Артем сам решит, кто именно ему нужна: взбалмошная наследница Мария или скромная воительница Марина.

— Но… как? Как я скажу ему, кто я? После всей лжи… он возненавидит меня.

Мой голос дрогнул, слезы звенели в нем. Хотелось разреветься и просто провалиться сквозь землю.

— Не сможет, — произнесла уверенно, будто знала все наперед. — Он не откажется от тебя. Только для этого ты должна проявить смелость и положить этому спектаклю конец. Сможешь?

— Я не знаю, — пожала плечами и, найдя Артема на противоположном конце сада, сжала губы. — Я уже ничего не знаю, бабушка.

Господи, что же мне делать? Дай знак, прошу. Подскажи, как быть…

— Просто делай, как правильно, — словно услышав мою мольбу, ответила бабушка. — Это твоя жизнь, Марин. И только тебе решать, как ее прожить. Я свое слово сказала.

Произнеся это, она похлопала меня по запястью и, помахав одной из наших дальних родственниц, ушла. А я снова повернула голову в сторону Королева. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы разбавить внутренний жар прохладой летней ночи. Не помогло. Я так и не почувствовала облегчения. Тяжесть на плечах никуда не исчезла, только явственнее стала ощущаться.

Бабушка была права. Так больше продолжаться не может. Чем дольше я молчу, тем хуже будет потом. Нужно остановиться, прекратить этот фарс, пока не стало слишком поздно. Артем не заслужил, чтобы с ним так подло поступали. Каким бы человеком он ни был, я не стану больше ему врать. Хватит.

«Прости меня, сестренка, — обратилась к ней мысленно и шагнула вперед. — Но я, правда, больше не могу притворяться тобой… Прости…»

Глава 8