Под поезд я, конечно, бросаться не стану, но и в объятия Макара упасть не тороплюсь. Прихожу в чувства, возвращая умение мыслить трезво. Он что-то говорил про парк аттракционов? Пусть покажет свое отношение к моему ребёнку, а потом я решу продолжать отношения или нет?
Тянусь за салфетками, замечая мелькнувший на дне сумки экран телефона. Мажор, собственной персоной! Он молодец, что так подробно рассказывает об их вечере… Вернусь домой и обязательно его похвалю.
«– Вер, я накормил Настю моим любимым блюдом из детства – тертой морковкой со сметаной и сахаром. Настюха сказала, что ничего вкуснее не пробовала. Каланча, неужели ты не знаешь о таком лакомстве? Это редкостное упущение!»
«– Мажор, откуда у нас в холодильнике взялась сметана? Ее не было», – отвечаю я, сопровождая послание кучей гневных смайликов.
«– Мы с Настей спускались в гастроном. Заодно прогулялись. Сейчас купаться будем. Так ты решила, придешь ночевать?»
«– А тебе-то что? Ревнуешь?», – спрашиваю я, набирая ответ дрожащими пальцами.
Сердце колотится, как заведенный двигатель, грудь тяжело вздымается. Что я хочу услышать? Ловлю себя на мысли, что молю Артема остановить меня от совершения ошибки… Пусть запретит мне, напишет какую-то гадость про Макара, расскажет про него тайную позорную историю… Что угодно… Придумает внезапную болезнь Насти, в конце концов… Но он набирает ответ, не помедлив и секунды:
«– Не обольщайся, Каланча. Я просто лягу спать и не буду тебя ждать».
«– Не жди. Я проведу потрясающую ночь с привлекательным мужчиной. Ложитесь спать».
«– Куда поедете?»
«– В Мариотт».
Артем читает сообщение. Online на экране мигает еще какое-то время, а потом тухнет… Да, ему плевать на меня. Но мне на себя нет… И я не слабовольная Анна Каренина, черт возьми. Возвращаюсь к ожидающему меня на выходе Макару. И твердо произношу:
– Отвези меня, пожалуйста, домой.
– Верочка, я так и знал, что Истомин испортит нам вечер. Это все он, скажи? Придумал причину, болезнь твоей девочки или… – Макар закатывает глаза и складывает на груди руки. От меня не укрывается недобрый блеск, сквозящий в его взоре.
– Макар, мы завтра идем в парк? Ничего не поменялось?
– Конечно, – произносит он, отвлекаясь на выходящих из зала гостей. Концерт закончился, а вместе с ним исчезла тишина… Ее решительно выгнали звуки аплодисментов и крики «браво».
– Артему тяжело… С Настенькой. Ты был прав, мужчина не создан, чтобы управляться с детьми, – бессовестно лгу, желая только одного – оказаться дома.
– Ох, Вера. У меня было столько планов! Даже не поужинали… Поедем. Но завтра... С тебя ужин.
Вера.
– Детка, может, ты передумаешь? – протягивает Макар тоном обиженного ребенка. – Обещаю, я буду нежным, я…
Его дрожащий голос царапает плотный, как будто заледеневший воздух. Он касается щек и взвивает распущенные пряди, несет ароматы костра и моря.
– Нет, Макар. Прости, что не оправдала твоих ожиданий. Завтра мы с удовольствием пойдем в парк. Хочу, чтобы ты познакомился с Настей.
«… и решил, сможешь ли полюбить чужого ребенка?», – добавляю мысленно.
Мы едем в абсолютном молчании. Чувствую, как волны мужского недовольства кусают кожу, словно крошечные электрические импульсы. Отбрасываю от себя неприятные ощущения, сосредоточившись на дороге. Я хочу домой… При мыслях о доме перед глазами всплывает не родной дом или маленькая комнатка Розы Петровны, а… квартира мажора – уютная, светлая и удобная. Может, мне сделать шаг навстречу? Я же ничего не предпринимала, чтобы понравиться Артему? Мысль кажется пугающе смелой, неправдоподобной, шокирующей. А в комплекте с неуверенностью вызывает лишь страх. Я боюсь быть отвергнутой… Боюсь вырваться из совсем не комфортной зоны комфорта. Нерешительная, трусливая Каланча – вот кто я!
Макар бурчит слова прощания, паркуясь на площадке перед подъездом. Выхожу из машины, облегченно вдыхая прохладный, ночной воздух. Кажется, вечер прошел без происшествий? А завтра будет новый день: новые сомнения, страхи. Новые чувства, возможно, более яркие и крепкие, чем сегодня. А, может, напротив, они исчезнут? Растворятся, как утренний туман, сменившись равнодушием или благодарностью?