Переспать и бросить? — сделано. Дважды. Унизить беспонтовыми отговорками — готово. Трижды. Разбередить старые раны — пожалуйста — с особой жестокостью и ржавым ножом. Чтобы в этот раз не зажило. Променять на что-то или кого-то? Любимый вид пытки.
Сколько лет я его ждала? Сначала «до», а потом «после»? Всю жизнь и еще год. Целый год борьбы с собой, чтобы не взять телефон в руки и не наобещать ему себя с потрохами и щенячьей преданностью. Потому что я испробовала все, кроме этого. Правда. И ждала. Так ждала, как никогда никому бы не пообещала. Зачеркивала дни в чертовом календарике припрятанном в большой тетрадке по «Культуре речи». Никуда не ходила, ни на кого не смотрела. Только ждала. И вычеркивала. А он не вернулся.
Обманул.
Меня спасла гордость. Она не позволила броситься на шею на перроне, пообещать ждать всю жизнь, целовать до онемения губ и кричать, как сильно люблю. Жизнь, целую жизнь, с первого осознанного момента и до последнего. Клясться.
Хорошо, что не позволила. Иначе было бы больнее.
Как сейчас.
Он же жил дальше. Строил карьеру, о которой мечтал, семью, о которой я ничего не знала. Как хорошо шифровалась его мать, ходила по минному полю, обходя взрывные устройства словами с точностью сапера. Зачем? Неужели знала?
«Жена». Никогда не думала, что одно лишь слово способно поднять такую волну в груди, выпотрошить все самые отвратительные чувства, которые ты когда-либо испытывал, затопить горькой обидой, злость, непониманием. Как слово, которое я примеряла на себя годами перед зеркало и которое дарило столько радости, вдруг стало ненавистным?
«Гражданская». Это которая через ЗАГС или та, что без штампа, на честном слове? Хотя какая разница. Он записал ее так, называл так. Даже это у меня украл.
«Бывшая». Или это я сказала? «Разъехались» — вот правильное слово. Это не точка, всего лишь запятая, после которой все еще можно откатить назад. Завтра он сядет на самолет, вернется на другой край страны, зайдет в пустую квартиру и решит, что она ему нужна. А маленькое приключение в отпуске так и останется приключением. Что случается в Питере — навсегда остается в Питере.
Как и я.
Все повторяется. С той лишь разницей, что в этот раз мне есть, что сказать ему в лицо перед отъездом.
Стрелки сегодня не выходят, трясущиеся руки — плохой помощник в этом деле. Тушь и яркая помада спасают дело. Белоснежная блузка оттеняет цвет лица, а облегающая донельзя юбка и вовсе от него отвлекает.
Пора работать.
Я выхожу из дома, останавливаюсь возле «Красного и Белого», достаю из сумки так и не начатую пачку сигарет. Смотрю на нее минуту прежде, чем выкинуть в урну.
Сказала бросаю — значит, бросаю.
И его тоже.
У метро захожу в аптеку и покупаю пластырь и таблетки с заменителем никотина, которые очень рекомендует фармацевт. Одну из них сразу же отправляю в рот. Становится легче от одного только самовнушения.
Я делаю глубокую затяжку воздухом, вместо спасительного дыма, и печатаю Арсеньеву рабочий адрес.
По пути на работу, да и первые два часа общения с монитором, я придумываю свою гордую уничижительную речь. Тщательно подбираю фразы для начала разговора, что-то типа: «я подвожу черту» и «на этот раз это точно конец». Безбожно плагиачу любимые фразочки, чтобы не пасть лицом в грязь при встрече, бессвязно блея, как его л̶ю̶б̶л̶ю̶ ненавижу.
А потом мне становится не до этого. Тарелкин лично наведывается в наш кабинет и на глазах ошеломленной публики — коллег, променявших свитерочки на накрахмаленные рубашечки — уводит меня с собой.
Мы спускаемся в лифте, в котором состоялась наша первая встреча, он кидает нейтральное: готовы? Я, как учила мама, бодро отвечаю: всегда готова! Хотя легкий мандраж присутствует. Но это скорее от предвкушения, обожаю встречи с клиентами.
Юрий Константинович дарит мне «почти улыбку», мы выходим из лифта на подземной парковке и идем в сторону припаркованной у самого выезда БМВ. Кроссовер. Кто бы сомневался. Сам за рулем ездит?
Мои каблуки отбивают мерную дробь по бетону паркинга, пищит сигнализация разблокировки машины. Ух ты, в такой дорогущей тачке я буду ехать впервые. Даже курить почти не хочется от радости. Тарелкин, как истинный джентльмен — а не генеральный директор какой-то там — подталкивает меня рукой в поясницу в сторону пассажирской двери. Что, еще и откроет ее перед дамой?
Оценить его воспитание мне не удается, потому что рядом паркуется спортивная белая тачка с красными разводами на крыле. Черт. Я совсем о нем забыла. За событиями вчерашнего вечера моя выходка кажется далекой и ничего не значащей. Как и выходящий из машины мерзавец Державин. Что, поскупился на хорошую мойку?
— Юрий Константинович, приветствую, — тянет руку к моему генеральному.
— Максим Витальевич, — кивает мой босс, пожимая ее.