— Она ушла к другому.
— Оу, — непроизвольно ухмыляюсь бокалу.
Я не должна чувствовать злорадство, но в тайне чувствую себя отмщенной. А еще чувствую облегчение. Это не банальная бытовая ссора, после такого не сходятся обратно. Не знаю, почему это так важно, может потому, что мне не хочется каждый последующий день после его отъезда думать о том, что они там сошлись и он счастлив. Без меня. И в целом. Эгоистично хочу, чтобы он разделял мои страдания хотя бы на четверть.
— Вот к чему этот спонтанный отпуск? — наконец, обращаю взгляд на Арсеньева.
— Да, — кивает он. — Не мог оставаться там.
— Отвлекся на славу, — хмыкаю, пытаясь прочесть по глазам то, что его губы никак не произнесут.
«Хотел отомстить бывшей».
— Я не планировал провести его так, — говорит в разрез моим мыслям.
— В планах была рыжая? Или брюнетка? Может даже развратные близняшки? — не унимаюсь, провоцирую. — Презервативами затарился в аэропорту?
— Не передергивай, — забирает из моих рук бокал вина, убирая между нами этот защитный барьер, и ставит его на стол рядом со своим. — Я ничего такого не планировал. Никого. И уж точно не хотел все так усложнять. Но раз уж мы оказались здесь, в этом моменте, придется принимать новые решения.
Придется. Ему «придется». Какое несчастье.
— Когда самолет?
— В воскресенье.
— Тогда вот тебе решение, — беря его за руки, с энтузиазмом говорю я. — В качестве сувенира вези «Мишка на севере». «Ласточка» (Марка конфет питерского производства — прим. автора) уже не те.
— Если бы мог, увез тебя.
Шах и мат. Слова, оказывается, подобно острому крюку, способны вывернуть тебя наизнанку. Как эта рука на пояснице, как обжигающее дыхание на ушной раковине. Он говорит ровно то, что я бы хотела услышать. Почти.
Сердце трепыхается раненой птицей, увидевшей солнце с земли. Отвратительно чувство. Надежда, замешанная на разочаровании. И мягкие губы, что оставляют метку на моей шее совсем не делают лучше. Только запутывают, горяча кровь, пробуждая зависимость.
Антон — еще одна зависимость в череде моих пороков. Как бутылка вина после тяжелого дня, как обжигающая легкие сигарета после очередного разочарования. Жаль от него нет таблеток и не изобрели пока пластырь. На одной силе воли от него не избавиться, мне хорошо это известно. Только вырвать с корнем. Но сейчас я не в силах.
Поэтому я прикрываю глаза и придвигаюсь ближе. Ближе к губам, горячему телу, своей зависимости. Запускаю пальцы в густые волосы и царапаю ноготками кожу его головы. Рваное дыхание тонет в моих волосах, пальцы на талии сжимаются крепче. Мы замираем, врастая друг в друга на тесном диванчике посреди ресторана, полного людей. И в этот момент мне кажется, что и он от меня зависим, что я нужна ему так же, как вода, воздух, земля под ногами, как он мне. Но…
Опять и снова. Опять условия. И снова не я на первом месте. А мне так не нужно.
— Ваши десерты, — вырывает из наваждения подошедший официант. — Могу забирать тарелки? — интересуется, глядя на блюда, что мы не осилили между разговорами.
Я медленно отстраняюсь от Арсеньева, как можно дольше оттягивая момент собственного одиночества. В последний раз провожу ладонью по его плечу и груди, ненадолго останавливаясь возле тревожно бьющегося сердца, ощупываю взглядом лицо, запоминая изменения, которые наложили на него года. И в последний раз заглядываю в его глаза, ловя там вопросы, прежде чем обернуться к официанту.
— Десерты упакуйте с собой. И счет, пожалуйста.
Паренек понимающе кивает, ловко собирает со стола то, что только что принес и бесшумно удаляется. Я тянусь за сумочкой, копаюсь в ней, выуживая телефон и новый тюбик помады. Моя броня цвета «Эксцентричный нюд» серии «Драма». Какая ирония.
Очередная горячая метка ложится на поясницу. Неугомонная рука. Я выгибаюсь в спине, чтобы немного отстраниться. Не хочется больше этих терзающих касаний. Хочется, наконец, освободиться.
— Наелась?
Я не отвечаю. Разве это не очевидно? Сыта по горло.
Продолжаю водить густым тоном по губам, подчеркивая пухлый рот. Я красивая. Мне нравится мое отражение в зеркале, даже со слегка потекшей в уголках глаз тушью, я все еще очень, очень хороша. Быть красивой удобно, можно скрыть любое уродство за очаровательной улыбкой и большими глазами. Печаль, боль, разочарование, все идеально прячется под маской красоты лица. Сейчас это кстати.
Официант приносит пакет с двумя фирменными контейнерами, Антон расплачивается по счету. Я, убедившись, что помада лежит идеально, укладываю ее в сумку.
Арсеньев встает первым и протягивает мне руку. Я игнорирую. Правую уже занимает сумка, а левой я хватаю недопитую бутылку со стола. Она мне пригодится в метро. А его касания — больше нет.
Мы выходим из итальянского ресторанчика, который я раньше так любила. А теперь на нем пробы ставить негде: «была здесь с бывшим», «снова разбили сердце», «цуккини испортили слезы». Несколько шагов по тротуару проходят в спокойном молчании. Да, мне спокойно. Я себе разрешила быть спокойной и просто отрубить ногу с гангреной.