(Не) настоящий ангел

— Я вернусь через пару минут, — краем глаза я замечаю, как бесшумно удаляется парнишка-официант, пока пытаюсь просверлить дыру в черепе Арсеньева.

Все же мне мало немого кино, я хочу ответов.

— Давай поедим, а когда ты подобреешь, поговорим? — осторожно предлагает он, пальцами пододвигая меню по столу ко мне.

Я невольно улыбаюсь. Едва-едва. Потому что только он знает эту фишку с прямой взаимосвязью между голодной Ангелиной и злой Ангелиной. Хотя так, наверное, у миллионов людей? Может быть, даже у всех на свете, и я никакая не особенная, а Антон никакой не внимательный. Просто я снова попадаю в собственную ловушку, где он самый лучший, чтобы не творил.

Мы берем меню в руки. Одно на двоих, потому что две руки все еще сцеплены между нами, словно присобачены на суперклей. И мысли не возникает их разомкнуть. Склоняемся ниже, почти касаемся висками друг друга. В моих легких замешивается запах итальянских трав, что витает по залу, и обычного мыла, которым пользуется Арсеньев. Подозреваю, он снова из душа и сразу ко мне.

Молча читаем пожелтевшие страницы, едва вчитываясь в названия. Я ни раз бывала здесь и знаю меню, поэтому с ходу замечаю то, что требует мой желудок, но терпеливо жду, пока дыхание на моей щеке превратится в вопрос:

— Выбрала?

— Да, — киваю, задевая волосами его плечо.

Поворачиваюсь к его лицу, он тоже смотрит на меня. Тяжелая папка с меню выпадает из наших рук, с грохотом приземляясь на стол. Но это не отвлекает нас от соревнования «кто дальше проберется в душу, через глаза».

— Готовы? — снова появляется бесшумный официант.

— Да, — вывожу губами и поворачиваюсь к мальчишке в белом фартучке. — Брускетта с вялеными томатами, паста с цукини и панакота.

— Ризотто с морепродуктами, — продолжая наглаживать мою руку под столом, делает заказ Антон.

— Как предсказуемо, — не удерживаюсь от подкола. Он улыбается.

— И тирамису.

— О, да, — смеюсь, утыкаясь ему в плечо.

— Вино будешь? Или тоже бросаешь? — спрашивает у моей трясущейся макушки.

— Я не настолько сильная личность!

— Тогда два бокала…

— Бутылку. Белое сухое, — помогаю Антону. — Пино Бьянка что-то там… про собаку, — обращаюсь к официанту.

Паренек на секунду зависает, а потом неуверенно спрашивает:

— Колли Эуганеи?

— Точно, колли! — радуюсь, что он оказался догадливый.

Мне на ухо хрюкает Антон.

— Что? — оборачиваюсь на него.

— Ты чокнутая, — опаляет дыханием щеку. И вроде гадость про меня говорит, но так тепло и мягко, что я соглашаюсь. Да, чокнутая! Запоминаю вина по породе собак, гуляю по старым граблям, целую бывшего посреди ресторана. С упоением и влажными звуками. Словно не помня, почему нельзя.

Даже порываюсь залезть к нему на колени, но он осторожным жестом останавливает. Мистер Контроль. Трется заросшим лицом о мою щеку, собирает мои выдохи, гладит зажатую в тиски его пальцев руку.

Ох, что за дурацкая прелюдия. Я прекрасно знаю, чем все закончится. Он знает тоже. Зачем мы все так растягиваем, отдаляя неизбежное? Зачем этот ужин, зачем разговоры. По старой схеме уже привычнее: без прощаний и обещаний. Просто тупая точка. А в этот раз есть шанс поставить высокий, громкий восклицательный знак.

Я глажу его бедро через брюки свободной рукой, Антон шумно втягивает воздух и отстраняется. Его глаза сверкают в полумраке ресторана, поглощенные тьмой. Я наклоняюсь вперед, пытаясь убрать этот ненужный воздух между нами, но Арсеньев останавливает.

— Ты сумасшедшая, совершенно безумная, — говорит, отпуская мою руку, отодвигаясь еще дальше. — Если не прекратим, все снова зайдет не туда.

— Мне нравится «не туда», — прижимаюсь грудью к его плечу, дышу ему в ухо.

— Конечно нравится, — хмыкает он. — Но нужно поговорить, — упрямо крутит начищенную до блеска вилку, игнорируя то, как я об него трусь.

Засранец.

— Начинай, — перекатываюсь на свое место и складываю руки на груди. Вот же упрямый правильный баран!

— Ну уж нет, я не самоубийца, — как бы невзначай отодвигает острые приборы подальше. — Сначала еда.

Нам приносят блюда, красиво выставляют тарелки, щедро присыпанные сыром, разливают вино по запотевшим бокалам. Весь мой тревожный мир уходит на второй план, потому что легкие заполняются умопомрачительным запахом предвкушения. Господи, как я, оказывается, голодна. Одна из побочек бросания курить — наступает период несдерживаемого аппетита. Курить проще — ты всегда расслаблен и худой. Но я же не ищу легких путей, да?

Бросаюсь на брускетту, в считанные минуты расправляясь с ней вилкой, ножом и зубами. Делаю несколько глотков восхитительного собачьего вина и переключаюсь на пасту. Рука с ложкой немного трясется, пока я помогаю себе накручивать длинные феттучини, но первое касание языка — и я умираю от пищевого оргазма. В буквальном смысле, со всеми этими стонами и дрожи в коленях.

Сбоку слышится тихий смешок, и я оборачиваю со ртом полным пасты на Антона. Сейчас ему лучше не вставать между мной и едой.

— Ты ешь как варвар, — поясняется он. — Это потрясающе.