(Не)настоящий папа (СИ)

Рассказала правду не Кристина, а ее верные подружки, испугавшись беседы со следователем. Та отпиралась до последнего. Как оказалось, вечером, пока девочки из комнаты Оксаны совершали вечерний туалет, Кристина прокралась в спальню, вскрыла баночку и добавила туда добрую порцию отравы, которую предварительно стащила из кладовки Натальи Николаевны. Сколько нужно было порошка, чтобы вызвать легкое отравление, девочка узнать не удосужилась, и положила побольше, чтобы уж наверняка. А что яд оказался сильнодействующим и крайне токсичным, она не сообразила. Подружки в процессе не участвовали и якобы только стояли на стреме. В любом случае билет в один конец до дома им был гарантирован.

Когда отпираться было уже невозможно, Кристина созналась. Оказывается, девочка сильно обиделась на Марину Константиновну за неправильное распределение ролей. И ей — расписной белокурой красавице — не довелось играть царевну. Поэтому она придумала план, как вывести из строя одну из царевен (конечно же, Оксану) и тем самым убить двух зайцев: подпортить здоровье Оксаны в день выступления и сорвать спектакль Марины.

Девочка рассказала, что брала отраву на ужин в столовую и хотела подсыпать Оксане в еду. В итоге момент не представился, поэтому, чтобы не привлекать внимания окружающих, она просто ссыпала с ладони порошок себе же в стакан сока и посчитала, что, если просто отряхнуть руки и поужинать приборами, не касаясь еды, ничего плохого не произойдет. Возможно, так оно и случилось бы, если бы под конец трапезы Кристина не заболталась и не глотнула из собственного стакана отравленный напиток. Когда опомнилась, понеслась вызывать рвоту, да не помогло, и через пару часов девочка почувствовала себя плохо. Она думала, что к утру все пройдет, но в итоге желудок промывала как минимум до обеда. Ну а Оксана, ничего не зная об отравленном угощении, вручила свой запланированный презент Марине, которая с удовольствием его съела и даже изменения вкуса не ощутила.

— Ты ведь понимаешь, что это нелепое недоразумение, да? — Ко мне подошла перепуганная Виктория, которую в срочном порядке вызвали в лагерь.

— Я понимаю, что твоя дочь опасна для общества. Она из зависти смогла намеренно отравить человека.

— Она ведь и сама пострадала. Сглупила. Я… я поговорю с ней.

— Поздно разговаривать, тебе не кажется? Марина уже в больнице.

— Она будет писать заявление? — ужаснулась Виктория и побелела.

— Не знаю. Будь я на ее месте — так бы и поступил.

— В какой больнице лежит Марина? Я приеду и извинюсь перед ней лично, Вова. Я обещаю! Только давайте все решим мирным путем…

— Ты ведь не так давно ей угрожала! О каких извинениях может идти речь? Даже не вздумай к ней близко подходить.

— Я была неправа, Володя! Скажи, что мне сделать? Хочешь, я выплачу ей моральную компенсацию? Сколько угодно… В пределах разумного, конечно.

Резко отдернулся, когда Виктория попыталась зацепить меня за руку. Как я вообще мог когда-то завести интрижку с этой женщиной? Сейчас меня воротило только от одного взгляда в ее сторону.

— Собирай вещи Кристины. Чтобы через час духу вашего не было в лагере. И больше не смей появляться мне на глаза, Виктория. Яду вы с дочкой уже достаточно выпустили, — презрительно бросил я и направился в кабинет директора, чтобы лично проконтролировать отчисление всех виновников сговора.

51

Марина

Я уже третьи сутки лежала в больнице. Думала, раз промыли желудок и прокапали — выпустят. Как бы не так. Врачу не понравились анализы, и Владимир настоял на должном лечении. Ох, как я зла, кто бы знал! Я по сыну соскучилась! Видеть его раз в сутки — так себе удовольствие. Я же вполне могу сама себе уколы колоть и таблетки пить, зачем мне торчать в четырех стенах?

Владимир моих доводов не услышал. Вернее, услышал, но не посчитал их достаточно убедительными для того, чтобы поспособствовать моей скорейшей выписке. Я даже повздорила с ним по этому поводу. С досадой посмотрела на смартфон и не сдержала вздох. На улице уже темнело. Обычно Владимир звонил мне перед сном, и мы подолгу разговаривали обо всем на свете, но сегодня телефон упорно молчал.

— Не больно-то и жду, — проворчала я, скрестив на груди руки.

Обманывала. Ждала, причем не только звонков. Ждала каждой нашей встречи, с трепетом встречала его прикосновения, объятия и поцелуи. Может быть, не стоило обижаться на излишнюю опеку? Ведь Катя права, Владимир по большей части к людям равнодушен. И это даже мягко сказано. Но для тех, кто ему дорог, он делает все.

Послышался негромкий стук в дверь, и в палату заглянула моя пухленькая медсестра-болтушка. За три дня нашего знакомства мы неплохо поладили. Ее звали Лиза, и она всем приходилась чем-то вроде местного радио, в каждый визит принося свежие новости. Можно было и телевизор не включать!

— Мариночка, не спишь? — улыбнулась она и впорхнула в комнату. — Давай-ка надевай то красное платье, что у тебя в шкафу пылью зарастает.

Видимо, она имела в виду то самое платье, в котором меня привез в больницу Владимир. Другой одежды у меня тут не было.

— Зачем? Уже поздно.