Не наступите на жука

С пузцом, в узорчатом пестром свитере, солнечно волосатый, глаза синие, лицом белый!.. У него привычка была подхохатывать. Как японец, который и о печали сообщит с улыбкой, чтобы тебя поменьше расстроить.

Так, неуместно подхохатывая, Роберт Матвеевич сказал:

— Моцартовский полет! Абсолютная раскрепощенность! Пульсирующая линия! Главное, почти нет случайностей. Каждая закорючка несет в себе жизнь.

— С таланта, Роберт Матвеевич, большой спрос, — не дрогнула Оловянникова. — Пускай Фред Отуко изобразит русскую природу, вид интерната или натюрморт.

— У каждого своя тема, — возразил Роберт Матвеевич. — Можно, конечно, отойти от нее, но имея внутренний повод: поиск самовыражения, правды, совершенства. А не мелкий внешний: купят или не купят.

И Роберт Матвеевич поведал собранию об удивительной судьбе одной скульпторши. Всю жизнь эта женщина лепила из железобетона ворон. Пятисотфигурные композиции заделывала под названием «Вороны моей мечты».

Вороны мечты не пользовались большим спросом, не принесли ей денег и славы. Однако, по крупному счету, в ее воронах были и мысль, и искусство, и судьба — все. Не щадя ни сил, ни атмосферно устойчивого железобетона с мраморной крошкой, она вкладывала в ворон горячую любовь, уважение и интерес к другой жизни, смягчая сердца и делая невозможным жестокое браконьерство.

А кто-то ей возьми да посоветуй: ну их, твоих ворон. Лепи из железобетона пионеров!

— Нет, я не против пионерской тематики, — сказал Роберт Матвеевич. Взволнованность в скульптуре из бетона имела место и тут. Но художественный совет ослабил жгучую бдительность, открыв лазейку не очень взволнованным пионерской тематикой скульпторам. Туда затесалась и бывший великий ваятель ворон, теперь ух какой производительный, средней руки, творец пионеров.

Заказывать начали, покупать — началось! Совсем она стала другим человеком. С печалью глядели на мумии горнистов заброшенные вороны ее мечты.

Кончилось тем, что отряд «пионеров» рухнул на нее у нее в мастерской.

«И повалились пионеры на породившую их мать!..» — мощной стихотворной строкой закончил Роберт Матвеевич свой поучительный рассказ.

— Что ж, — задумчиво сказала Оловянникова, пораженная злобной мстительностью искусства. — Пускай Фредерик хранит верность женской тематике. Но пусть их Отуко рисует одетыми! Одетую строительницу новой жизни! На производстве! В полях! В быту! Дай, как ты видишь, красоту духовного мира нашей современницы, а не только тела, поскольку это в человеке не главное.

И педсовет умолк, размышляя поистине над вопросом вопросов: а правда, кроме шуток, что главное в человеке?..

Говорят, образы всего происходящего на свете уходят во Вселенную — картинами или, может быть, чем-то вроде кинолент. И если вдруг какой инопланетянин проявил бы смекалку и где-нибудь в далеком уголке Вселенной установил улавливатель — специальное зеркало или экран, он смог бы увидеть прошлое планеты землян. Он смог бы увидеть — теперь ведь и это прошлое Земли — педсовет в нашем интернате.

Слов, конечно, инопланетянину не расслышать и не разобрать, но он обязательно почувствует, уловит, угадает, что Художник вступился за Художника, отстоял, не позволил спустить на собрата Полкана. Что, живя на краю Москвы, где-нибудь в Орехово-Борисове, мы близки людям Африки или острова Фиджи. Что у нас есть духовная атмосфера Земли, и куда мы без нее? Никуда.

Правда, может нелепым показаться инопланетянам Посядов: у Роберта Матвеевича, как у голубя, совсем нет плеч, только шея и живот. И был он дико невезучий.

Мороженщику помог — тот застрял на железнодорожных путях со своею тележкой — весь исцарапался. Завхозу помог тащить стулья — ударился стулом. Зуб болел, хирург расстучал, пожал плечами, вырвал, а не тот. Мастерскую его на два метра кипятком затопило, откачали, он ушел, чтобы сохло. А туда — кошки. Нашествие, набег, кошачья свадьба! Нанесли блох. Приходит — блохи на него кинулись, ноги облепили и ну кусать. Он спасся бегством. Жена ему резиновые кальсоны сделала. Он надел кальсоны, резиновую куртку и пошел их травить из пульверизатора, на котором нарисована блоха в гробу. Так чуть сам этим делом не отравился.

Ему даже нянечка тетя Таня посоветовала окропить себя святой водой — будто его кто-то сглазил или заколдовал.

Из-за проклятой невезухи Роберт Матвеевич панически боялся летать на самолете. Просто не верилось, что такой человек мужественный, с такой толстой шеей — на самолете боится летать. Об этом он рассказывал с извиняющейся улыбкой. И все мы — интернатские дети — относились к Посядову с отеческой теплотой.

Я не знаю, сначала на экране Фред покажется в мастерской Роберта Матвеевича, где будет лепить из глины свои белые скульптуры на высоком постаменте… Или Оловянникова, тихой сапой возвратившая на место его альбом.

Жалко, без речи Григория Максовича на том педсовете картина, мчащаяся во Вселенную, останется неполной. Вот она, его речь, привожу слово в слово.