Не небом едины (СИ)

Миллионы, да что там миллионы, миллионы миллионов людей снимают квартиры, комнаты и дома, и это стало нормой, неотъемлемой частью жизни многих. Но мне история с арендой жилья была чуждой и пугающей, будто договор аренды сковывал меня по рукам и ногам мысленными кандалами. Кому-то мои переживания могли показаться надуманными. Но незримый лёд горной реки под моими ногами, когда я перевела деньги за съёмную квартиру и получила от неё ключи, чуть треснул, и меня пошатнуло. Хозяйка квартиры, криво улыбнувшись приняла деньги, за вычетом 10 тысяч, забрала свой договор на аренду и поражённо удалилась, оставив нас с Мариной вдвоём.

Я села на кожаный диван, провела ладонью, поморщилась, до чего же кожа неприятная.

— Надо бы покрывало купить будет на диван.

— Какой диван? Какое покрывало? — Марина деловито встала, подперев бока руками. — Тебе о своей жизни думать надо, Липатова.

— Я больше не Липатова. И я как раз думаю о своей жизни. Я хочу мягкое, приятное на ощупь покрывало. Я могу хотеть хоть что-то для себя. Ни для Лёни, ни для тебя, ни для своей мамы, которая мне слова доброго за всю жизнь ни разу не сказала, а для СЕБЯ? У меня, итак, нет ничего. Нет жилья своего, нет профессии. У меня нет собственной жизни, потому что я жила жизнью мужа и прислуживала другим.

— Тише-тише, — золовка села рядом и приобняла меня, — я не то имела ввиду. Покрывало — так покрывало, купим, хочешь прямо сейчас поедем с тобой в магазин?

— Сегодня не хочу. Всё потом. Марина, спасибо за помощь, но оставь меня пожалуйста одну.

— Ни в коем случае! Тебе нельзя оставаться одной, ты…ты зачахнешь, захандришь, уйдёшь в депрессию, сделаешь с собой что-нибудь.

— Марина, мне 42 года. Я похожа на малолетнюю, депрессивную психопатку, которая устроит шоу в попытке наглотаться таблеток от неразделённой любви? Или я когда-нибудь ненормально себя вела, истерила?

— Да нет, но, я переживаю о тебе, ты же — мне родной человечек. Ух, я и надаю Лёньке. Он к тебе ещё приползёт на коленях.

— Не надо мне никакого Лёни на коленях, пусть готовится к отцовству на старости лет. Я посмотрю, как он в 45 лет поскачет козликом вокруг своей Элины. Он в молодости-то быстро от всего уставал, а тут пелёнки поменять, зубы режутся, ночи бессонные.

— Какое отцовство?

— Марина, поздравляю, ты будешь тётей очень скоро. — золовка напряглась, испугалась, смутилась, возликовала одновременно, и я поняла, каково ей. Она бы сама не решилась мне признаться, что рада за брата, рада, что у неё появится племянник или племянница, а я стала ей не нужна в одночасье, поэтому разорвала нашу с Мариной пуповину семейно-дружеских уз сама. — Ступай, нам пора разойтись, спасибо за хорошее отношение. Не ссорься с Лёней, вы же — семья, живите дружно и любите.

— Точно?

— Я тебя не держу. Я никого больше не держу возле себя. Ступай. — я закрыла глаза, сдерживая слёзы одиночества, что знакомой болью жгли веки.

— Прости. Я побегу.

Я открыла глаза, только когда хлопнула входная дверь. Осмотрела спальню снова свежим взглядом, застеленным слезами, и сказала себе поубедительнее: «Что же, не такая я уж и крепостная. Сама себе барыня, кругом-то у меня злато. Осталось на работу устроиться, чтобы эти злата содержать, а то чую, гуманитарная помощь Леонида ни сегодня завтра иссякнет, памперсы нынче дорого стоят.».

Глава 3