Не обещай (СИ)

— Ни хрена не случилось, — и, прежде чем он успевает что-либо предположить, прибавляю: — Наоборот — я давно хотела... побывать. Спасибо, блин, что предоставил возможность.

— Если хочешь знать, там тоже люди.

Его заявление неожиданно и не лишено смысла, тем более что я и сама так считаю.

— Эти самые женщины. Тебе ж их так жалко или противно от них, — говорит он и спокойно, и хрипловато-вдумчиво как-то. — Они все добровольно там работают. Их устраивает работать там. Там нормально. Есть места в разы хуже. Ты ж сама из Берлина — неужели не слышала?

Все равно — пожимаю плечами вместо ответа. Не собираюсь двигаться ему навстречу и даже не забочусь о том, куда двигаюсь вместо того. Куда движемся мы.

Непривычно, однако, что он предпринимает какие-то там попытки. Непривычно и не лишено своей прелести. Пусть подергается.

— Думаешь, я у них там клиент?

«Привет, дорогой...»

— А нет?

— Ну, бывал. По делам.

— Хрен тебя проверишь, — ворчу. — И я не стану.

— Знаю.

Черт его знает, рад он этому или не рад.

— Если хочешь знать, раньше я себе никогда позволить не смог бы ничего там.

Раньше. Он это о ценах? Там так дорого? Что, прямо элитный такой пуфф?

— Хорошо, вы сегодня хоть «после» посидели... — замечаю.

Он не подхватывает стеба.

Курить у меня в «мини» строжайше-строго запрещается, но он будто забывает — достает, зажигает, затягивается, после нескольких затяжек, не докурив, выбрасывает в окно. Я даже понять ничего не успеваю, да он, кажется, и сам ничего не понимает — за сигаретой полез машинально, потому что прижало его. Проняло. Он считает, что мне не на что сердиться, но я сержусь все равно, и его это достает.

Прищуриваюсь, кошусь на него с недоверием. У него за спиной лентами вьется ночь. Сквозь ленты пугают-вспыхивают фонари. Его два «фонаря» то и дело поворачиваются ко мне и не только на светофорах.

А может, такому, как ты, «за так» давали. За удовольствие. Там тоже люди.

Как бы ни раздражала, мысль эта вызывает на моем лице улыбку. Приполз, бедный, голодный, обездоленный... классный, чертяка. А что?.. Со мной тоже сработало когда-то.

Беру его за руку, и он тут же стискивает мою.

Он втирает мне, что ни в чем не виноват, сегодня оказался здесь случайно, а знают они его там все, потому что раньше он у них приходил... снимать показания со счетчиков?.. Нет, не в смысле рэкета. И что место, блин, нормальное, а по берлинским меркам — так вообще мейнстрим. Дорогой мейнстрим. И там тоже люди. Работают. И его не возбуждают.

А если меня странным образом возбудило?.. Бросаю ему насмешливый взгляд, которого он, надеюсь, не понимает.

Черт его... нас знает, думаю. Черт знает... с ним.

«Ты создан для любви».

А пусть думается — не боюсь этой мысли.

От соприкосновения с ним в меня вселяется некая бесшабашность. Чем меньше стану выяснять, тем меньше врать, может, будет. Хотя мне почему-то кажется, что врать он не привык. «Забыть» поставить в известность, правда, может.

Когда дома начинаю его домогаться, то есть, притягиваю к себе, цапнув пояс джинсы, он недоверчиво косится на меня — мол, я ли это? Куда подевалась та мегера из машины?..

Кроме того, я редко делаю первый шаг навстречу нашим шалостям — к чему, если он всегда «тут как тут»?

— Так тебя все это подогрело, м-м-м? — осведомляется он.

— А че? — я, пробравшись к нему в джинсы и ущипнув за задницу. — Думаешь, устал, значит, ниче не будет?

Думаю, устал. Наверно, даже очень.

Прищуривается на меня, будто только что как следует разглядел. Проводит рукой по моим волосам. Сегодня утром я долго с ними возилась, результаты моей возни продержались до вечера и даже от похода в бордель не пострадали. Рик тоже это заметил и теперь отдает им должное — приподнимает пряди, будто чтобы полюбоваться ими на свету, и говорит с хрипловато-мягким восхищением:

— Красивые.

— Я думала, блондины брюнеток любят. Девушек южного типа.

— Может и любят, — пожимает плечами Рик, едва заметно осклабившись.

Читай: «я не блондин» или «я не люблю южных девушек»?.. Или «мне всякие нравятся»?..

Не знаю и не переспрашиваю.

Пока Рик принюхивается к моим волосам, глубоко и шумно вдыхая, моя рука у него в штанах оглаживает его и успевает описать полукруг. Таким образом с упругой задницы она переключается на потвердевший член.

Пусть он там определяется, думаю, каких он любит, а сама сдергиваю с него все, что ниже пояса и чуть ли не коленом толкаю на кровать.

Он не боится за свое достоинство, доверяет его моим рукам. Знает, что я не обижу. Или может, подстраховывается и отвлекает: сладостно заполняет языком мое горло. Я отрываюсь только, чтобы облизать свою руку, затем возвращаюсь ртом к его рту. Моя рука отправляется скользить по его члену, а он сквозь поцелуи одобрительным мычанием приветствует ее там.

— Нравится? — я нависла над ним и дрочу его быстрее. Моя левая ласкает его под футболкой, пролезает-прокрадывается назад и сдавливает ему затылок. И от кого я только такому научилась...

— Нормально... — он тоже стягивает с меня джинсы, трусики и неторопливо, негрубо, но глубоко проникает в меня ладонью. — Как я люблю. С перчиком.