Не один

К этому времени он уже лет десять как появлялся на работе подвыпившим, неся околесицу. Это и совпало с упадком уровня востребованности, рынок стал перенаселенным, и, конечно, обусловил этот упадок, статус незаменимого был уничтожен.

Одна жалоба, другая и… диалектика известная, телефон замолкает. И, согласно этой же диалектике, чем меньше было работы, тем чаще он надирался, превращаясь в лютого пропойцу, закономерно нездорового на вид.

Он мутировал в одного из тех миллионов, которые бубнят под нос о том, как несправедливы к ним новые времена и люди, которые неблагодарные твари, а не люди вовсе.

Кабы не отец, он бы сгинул еще раньше… Хотя отцу за семьдесят, он кажется очень недобрым, все его обходят стороной – больно суровый. Сын переехал к нему.

Замысел был элементарный: сдать свою конуру (семья его, спившегося, отринула, жила отдельно), а жить у папы-вдовца. Но батя развернуться (читай: нажираться) не давал, и Кирюша стал скитаться по собутыльникам.

…Вы ведь много таких историй знаете, правда? Был хороший человек, ну, или обычный – и вышел весь, разложился, деградировал, мутировал в «собрание фрустраций».

Но эта история была бы хрестоматийной, кабы мой товарищ не влюбился, стал, фигуристо выражаясь, собраннее, вспомнил, кем он был и начал активно добиваться благосклонности дамы, которая жила в том же доме, что папа. Дева была не диво, но в этом нет нужды, главное, она оценила его попытку начать новую жизнь.

Какое-то время его можно было приводить в пример. Он вскакивал горошком засветло и отправлялся искать работу. Но кругом была другая жизнь, другие люди, чужие жизнь и люди. Никому не нужны были его ясная голова и золотые руки, тем более что и с тем, и с другим все было не так хорошо как прежде.

И однажды вечером он махнул стопку, за ней другую…

На похороны родственники не пришли, тем более, новая любовь. Пришел только его суровый папа, который сказал тихо-тихо: «Он не умер, это самоубийство».

Никто не плакал.

Бых против судьбы

За кем я точно буду наблюдать в новом году, так это за семнадцатилетним Ярославом Быхом из Чернигова; он пианист, играет, я слышал и слушал, так, что «умеет очеловечить чувство», так про него немцы написали. Он победил на конкурсе пианистов во Франкфурте-на-Майне, и там еще писали, что взял он верх не просто с легкостью, а подавил конкурентов, аки футбольная «Бавария» противников.

Вы, конечно, после того как прочтете следующее предложение, можете обвинить меня в мелодраматизме, но я ведь правду напишу.

У семнадцатилетнего Ярослава Быха с рождения парализована правая рука.

Но, судя по бойкому интервью, которое я наблюдал, парня более всего раздражают панегирики, исполненные жалостливой патетики, о музыке – сколько угодно, о руке – только попробуйте. Только попробуйте заставить его принять участие в разговоре о травмах, не одной, полученных им во время родов (в предплечье сломанная левая рука, правая не двигалась вовсе: нерв в шейном сплетении оказался зажат.

Он три месяца пролежал в специальном боксе, и дело было настолько плохо, что маму, и без того все это время пребывавшую в панически-истерическом состоянии, предупредили, чтобы готовилась к худшему.

Между тем мама Оксана, женщина в совсем еще небольших летах, мечтала о том, чтоб ребенок выжил – не о большем.

Ну, вот скажите мне, скулящие по всякому поводу: ребенок народился семимесячным, увечным, мама его учится в институте, папа их бросает, у них есть только бабушка Вера Петровна – и вера, и убежденность, что надо бороться за малыша до победного конца, воюя время от времени с кажущейся неодолимой беспомощностью. А тут еще коновалы талдычат, что шансов нетути.

Но Ярослав начал ходить и даже шевелить правой рукой.

И оказалось, что хороших людей много, что «спускаться в ад» вовсе не обязательно, надо следовать за сердцем своим и вот этими славными людьми, которые рядом и которые говорят про терпение. Вера Петровна (вы бы видели ту бабушку, она моложе и обаятельнее поп-звезд), чтобы разработать руку, стала учить Ярослава вышивать. И так день за днем, час за часом, начиная с самого утра.

А в четыре наш герой втюрился в воспитательницу детского сада, потому что она, допрежь всего, играла на фортепиано, и мальчик сказал дома, что он тоже хочет играть.

И имитировал игру на фортепиано, выстукивая пальчиками по столу неведомые мотивчики.

Ему купили игрушечный синтезатор, мальчик был на седьмом небе.

Через какое-то время он стал проситься в музыкальную школу.

Но ведь и то сказать, кто будет заниматься с ребенком-инвалидом, даже частные преподаватели не желали, боялись, хлопотно. Хотя наличие идеального слуха никто не отрицал, более того, превозносил, но все панегирики завершались, когда все эти люди видели искривленную руку.

И тут они встречают Наташу Савельеву, недавнюю выпускницу музучилища. Девушку нисколько, ни на секунду не смущает состояние Ярослава, она полна жизни и идеалов.

Встретилась им чудо-педагог, когда начинались каникулы, когда была уже усталость от поисков, но Наталья предписала за лето выучить два десятка произведений.