– Но я видел, – возражал юноша, отступая по мере того, как Аттертон наседал на него, – я сам видел. Рисунки на стенах. Золотые лотосы. И такие странные фигуры. Они будто дышат, живут. И эта статуя – огромная, вся из цельного камня. Солнце играет на ней, в ней!
– Там ничего нет, сэр Ричард? – поинтересовался отец Игнасио спокойно.
– Нет! – фыркнул тот. – Глухая стена. Камни, скользкие камни, вот и все. Этот хитрый мерзавец всех надул!
– Но я видел!
– Он и правда видел, сэр Ричард, – сказал отец Игнасио, – вернее, видел его демон.
– Верно. Он прошел туда потому, что к нему приросла эта тварь, – негромко сказал Томпсон. – Вот почему.
– Так есть там город или нет? – упорствовал Аттертон.
– Город есть, – сказал вдруг Арчи, и странная усмешка искривила его рот, – город есть. Но он для тех, кто с дагором.
Отец Игнасио глубоко вдохнул и попробовал овладеть собой.
– Сэр Ричард, – сказал он как можно более убедительно, – это место не для нас. Лучше бы убраться отсюда. И поскорее.
– Хочешь проверить? – напирал Арчи. – Что ж, давай! Утром я пойду туда, куда ты не смог пройти. Куда вы никогда не сможете пройти. И увижу то, что вам никогда не увидеть, жалкий, самодовольный, слепой червяк, крохотный белый человечек со своими белыми слизистыми глазами…
– Ах ты!
– Хватит, – отец Игнасио встал между ними, – ради всего святого, хватит.
– Верно, – Аттертон, казалось, овладел собой. – Прости меня, дорогая. Я… немного увлекся.
Его жена безразлично покачала головой. Она сидела на песке, завернувшись в плащ, сжимая его тонкими пальцами на груди и тем самым странно напоминала Арчи.
– Мы разобьем лагерь здесь, – Аттертон деловито распаковывал тюк с вещами, извлекая котелок, кружки, жестянку со спичками, – а завтра… Завтра решим.
Древние обитатели этой земли, думал отец Игнасио, они ставили здесь свои города, когда людей еще не было и в помине. Мы думали, они исчезли, но они просто затаились. И действуют исподтишка, потому что не смеют противостоять нам открыто.
– Не делайте этого, – сказал он.
– Что? – Ричард Аттертон не обернулся. Он стоял у кромки воды, спиной к костру, глядя на недосягаемую дверь в невидимый храм.
– Вы знаете, о чем я.
– Там, – сказал Аттертон, указывая рукой на смутно светящиеся в темноте белые скалы, – то, что я искал всю жизнь. Оно здесь, рядом, в нескольких шагах. И по-прежнему недостижимо. Неужели вы думаете, что меня можно остановить?
– Человек, принявший в себя дагора, – сказал отец Игнасио, – больше не человек.
– Арчи слаб, в этом все дело. Он всегда был таким. А я сумею совладать с этой тварью.
– Нет, – сказал отец Игнасио.
– Вы не понимаете, святой отец… Это как…
– Наваждение, – подсказал отец Игнасио, – одержимость.
Аттертон не ответил.
Отец Игнасио повернулся и пошел к костру по холодному песку. За его спиной шипели, набегая на берег, крохотные волны.
Томпсон проснулся, стоило лишь дотронуться ему до плеча. Он всегда так чутко спит?
Он молча открыл глаза. Отец Игнасио прижал палец к губам и попятился.
Лишь отойдя подальше, отец Игнасио оглянулся – люди спали, закутавшись в одеяла, каждый сам по себе… Он присел на песок, и Томпсон сел рядом с ним.
Томпсон молчал. Волны все набегали и набегали на берег, и теперь было видно, что они чуть заметно светятся. Вдалеке черной глухой стеной высился лес.
Отец Игнасио кашлянул, пошевелился и лишь потом негромко проговорил:
– Вам по душе то, что тут происходит, Томпсон?
Охотник повернул голову и внимательно поглядел на него. Глаза его сейчас казались черными.
– Положим, нет, – наконец проговорил он, – что с того? Уж такая у меня работа. Я всякого навидался. Мало что меня способно напугать в этом мире, святой отец.
– А в том?
Охотник вновь замолчал. Какое-то время он сидел, тыча в песок щепочкой, потом сказал:
– Верно. Паршивое место. Черное колдовство, все такое. Не для белого человека. Мы к такому непривычны, вот в чем дело. Какой-нибудь их нгомбо, из самых сильных, может, и одолел бы его, но, скорее всего, он просто посоветовал бы убираться отсюда – и чем быстрей, тем лучше. И сам бы смылся первым.
– Томпсон, – сказал отец Игнасио, – пока Аттертону кажется, что он может добраться до города, он не уйдет.
– Похоже на то. Он свихнулся на этом городе, вот что я вам скажу.
– Да, потому что у него остается надежда, пока…
Он запнулся.
– Да? – услужливо подсказал Томпсон.
– Пока жив этот юноша. Арчи.
Вот все и сказано. Отец Игнасио чувствовал облегчение и звенящую пустоту.
Томпсон вновь надолго замолк. Потом сказал:
– Вот, значит, к чему вы клоните. Значит, я должен прикончить его, так? Почему я?
– Я старик.
– Чтобы выстрелить в человека, не нужно быть молодым и сильным.
– Карабин у вас.
– Нет, постойте! Если бы вы решились прикончить парня, вы бы просто взяли у меня карабин, не спрашивая, и сделали свое дело. А вы будите меня, заводите тут разговор.
– Я…
– Теперь дайте мне сказать. Хотите остаться чистеньким? Не губить свою бессмертную душу? Хотите, чтобы я сделал за вас черную работу? Убил человека?
– Он не человек, – сказал отец Игнасио, – больше – нет.
– Можете это доказать?